Чернила под кожей

Когда пришли христиане, их рукописи и рисунки оказались такими же замысловатыми и сложными. Я видела Келлскую книгу на экскурсии от школы. Пергамент, говорил учитель, делали из кожи маленьких телят. Мы млекопитающие тоже. Чем жертвовали мы ради искусства? Интересно, монахи использовали когда-нибудь собственную кожу? Я знаю, что в наказание они сдирали с себя кожу. Но это лишь начало, первый шаг. Как глубоко нужно лезвие вонзать, чтобы получить пергамент? Как скоро кожа отрастет и отрастет ли вовсе?

Мама в больнице лежала долго, поэтому отцу приходилось собирать меня в школу по утрам и все такое. Наверное, так оно и началось. Все эти купания. Сейчас мне странно думать, что у меня мог бы родиться брат. Ему было бы десять. Мама сказала, что он вышел целым. Мог бы выжить при нормальных родах, но мама ушиблась слишком сильно. При падении. Была кровь и какие-то кусочки. Папа не смог все оттереть. Я нашла немного за туалетом. Он сам убирался очень плохо, но сразу замечал, если мама пропускала пыльные углы и пятна на полу.

Мама грустила еще долго после того, как из ее крови вымыли весь яд. Ей не очень-то хотелось приносить в наш дом еще одного ребенка. Она отцу это часто говорила, когда они ругались. Поэтому смерть сына стала как бы ее виной.

Пока мама была в больнице, я спала с ее ночнушкой. У меня болел живот, когда я думала о маме и об умершем ребенке. Его не хоронили. Не знаю, что с ним сделали. Мы никогда не видели его маленькое тело. Мама сказала, что он был меньше всех остальных детей. Крошечный, но с волосами, прозрачными, прямо как ее. Мои волосы того же цвета, что и у папы. Блондинистого, но при этом почти красного. Все говорят, что цвет красивый, но я так не считаю.

Есть что-то в нас такое, что заставляет рисовать на теле — на своем и на чужом. Талисманы, опознавательные знаки.

В «Антикварном шоу»[3] есть мягкий мишка, который стоит две тыщи фунтов. Он очень хмурый и кажется каким-то жестким, как будто его больно обнимать. Мне нравится идея, что где-то в темном чердаке собственного дома можно найти что-то очень дорогое, эдакое сокровище. Спрятанную вещь. Чтобы продать ее и оплатить учебу. Работу бросить, пока экзамены идут. Было бы волшебно. Но мне бы в голову даже не пришло отдать вещицу с чердака оценщикам. Обычно же так не поступают, да? Ну, может, кто-то поступает, но нужно ли оценщикам платить? Берут они процент? Я бы знала ответы на эти вопросы, если бы жила в семье, которая хранит сокровища на чердаке. Еще я бы хотела быть наездницей великолепной и садовником. Интуитивно понимать, какая ложка идет к какому блюду и как обращаться к титулованным особам. Короче говоря, британкой быть. Чердаки ирландцев — полная фигня. Там полно картошки и оружия. Плохой картошки и ужасного оружия — никаких вам сияющих мечей или антикварных пистолетов. Пики да палки. Пики — это палки с лезвием. Какой ажиотаж наверно был, когда их изобрели. Шампанское да поздравления.

Мне бы хотелось заиметь такого втайне дорогого мишку. И нормальные салфетки — в коробках, а не в рулонах, которые Лаура таскает из музея. Они огромные, эти рулоны, и на держатель не помещаются. Мама требовала, чтобы я тоже из школы притащила, но мне идея не понравилась ни капли. Смешная мама, любит халяву. Таскает сахарные пакетики из ресторанов, несмотря на то что ни она, ни я не пьем чай с сахаром. Пакетиками забит весь ящик. А еще пластиковыми столовыми приборами. Крепкими такими. Она использует их, чтобы выскребать грязь из-под душа, — так она мне говорит. Ни разу я еще не видела, чтобы она выскребала из-под душа грязь. Но порою у нее получается собраться с силами и стоять у меня над душой, пока я убираюсь и выскребаю из-под душа грязь, чтобы говорить мне, что я делаю не так. Оказывается, многое.

Папа так же поступал, но не со мной, а с ней. Он не давал советов, а ждал, пока мама ошибется, и начинал критиковать. Словно злая версия Переводчика с собачьего[4]. Вот только мама была женщиной, а не собакой, а Переводчик никогда собаку не избивал бы и не издевался бы над ее ребенком. Он вроде хороший дядька, этот Переводчик. У него «добрые глаза». Хотя судить о доброте по взгляду невозможно. Такое и про папу говорили. Кажется, это было на рождественском приеме у нас дома, и сказала это женщина с работы, с которой у него потом начался роман. Он был ужаснейшим отцом по многим пунктам, как я стала осознавать.