И сам удивляюсь, какими деревянными вдруг стали все мысли. Ведь можно спросить что угодно, пошутить, развить тему – а я стою как дурак и пялюсь на ее грудь, обтянутую желтой тканью. Хоть бы там намек на декольте был! Это бы объяснило, что именно приковало мое внимание, а так… Коварные женщины, вечно их тянет все спрятать в самый неподходящий момент!
– Все хорошо, – отвечает Тая сквозь зубы. У меня возникает ощущение, словно я спросил, с кем она сегодня переспала. – Герой-спаситель может не беспокоиться.
– Какой герой-спаситель? – хмурюсь я, пытаясь понять, о чем речь.
Внутри нарастает раздражение, однако силой воли пытаюсь о нем не думать.
Тая не успевает ответить: из примерочной появляется худенькая светловолосая девушка, в которой я признаю младшую сестру Грот, и звонко сообщает:
– Мне все нравится, берем этот!
Успеваю заметить в ее руках что-то красное, кружевное и, кажется, до одури соблазнительное. Перевожу вопросительный взгляд на Таю. Ей почему-то не нравится такое пристальное внимание.
Она направляется к сестре, а потом к кассе.
Мне отчаянно неприятно. Да, она не обязана стоять и разговаривать со мной, но все же могла бы быть повежливее. Свое хамство и спасение я отработал. Хоть немного.
– Что-то женщины не спешат падать в обморок при виде тебя, – замечает Алик, добавив в голос томную нотку. – Придется довольствоваться такими, как я.
– Вряд ли ты будешь в восторге, – отвечаю в тон. Алик делает вид, что увлечен пластмассовой ножкой манекена в ажурном черном чулке.
Тая проходит мимо, бросает на ходу:
– Хорошего вечера, герой.
– Ой, здрасте, – неожиданно здоровается со мной ее сестра, на мгновение замирая. И, заметив мое искреннее недоумение, успевает шепнуть: – Вы новости гляньте. И не обижайтесь на Тайку.
– Что? – едва успеваю произнести я, но желтое платье и желтые футболка с шортиками уже затерялись среди толпы.
– Определенно не твой день, – философски замечает Алик и поправляет платье.
Потом понимает, что на нас уставились все посетительницы, чертыхается, хватает меня за руку и утягивает из бутика.
– Милый, нам пора, – говорит он одними губами. – Мне срочно нужен виски для излечения душевных травм.
Виски Алик умеет выбирать.
Уже второй час мы сидим в его захламленной квартире, потягиваем янтарный «Джеймсон» и говорим о всякой ерунде. Благородный напиток отличается от резкой паленой гадости тем же, чем достойная женщина – от шалавы. Пользы от второй ноль, но запомнишь надолго. И не в лучшем свете.
Алик, едва переступив порог дома, радостно стащил с себя бабские шмотки и закинул их в дальний угол. После этого соскреб с лица косметику и снова превратился в не особо симпатичного, но при этом обаятельного балбеса, который всегда готов творить разную хрень.
– Фотки отослал? – интересуется он первым делом. – Пусть эта сволочь потом не зубоскалит, что Алик Багровский не выполняет условия!
– Выполняет-выполняет, – хмыкаю я, отправляя «компромат» на друга. Почти сразу получаю вопли клиента и красочные описания того, что бы он сделал с такой роскошной телочкой.
Показываю Алику. Тот читает, хмурится, а потом начинает орать благим матом.
Итак, миссия выполнена.
Спустя пару часов ничего не остается от былого возмущения. Виски в крови придает вечеру томности, а разговорам – желание нести всякую псевдофилософскую чушь. А еще просто смотреть в окно и думать обо всем на свете. Пусть здесь вид на обычный двор, где бегают и кричат дети, сплетничают старушки и лают собаки, меня это не отталкивает.
Двор и двор. Почему он должен быть другим? Раньше ведь и у меня было так же. Это последние семь лет я хожу по мостам, ловлю свое отражение в каналах, вдыхаю сырой и сладкий воздух, смотрю на яркие тюльпаны и… не ощущаю себя чужим. Порой приходит странное ощущение: мое место в Амстердаме, в Нью-Йорке, в Москве, в Минске… Где угодно, в общем-то. Везде я чувствую себя спокойно и правильно. Не пугает лабиринт чужих улиц, взглядов и разговоров на непонятном языке. Хотя чего уж там, четыре языка я прекрасно знаю. Это, конечно, облегчает жизнь.
– Вот, нашел, – неожиданно говорит Алик и показывает на монитор ноутбука рукой со стаканом виски. – Кажется, твоя Тая имела в виду эту дрянь.
– Она не моя, – возражаю я. Но при этом не могу не отметить, что при словах «не моя» внутри все начинает протестовать.
Хм. Хорошее начало. Попробовать, что ли, приглядеться к писательнице?
И сам едва не начинаю хохотать при этой мысли. Это, наверное, все виски. Что за дьявол? Тая Грот совершенно не в моем вкусе. Именно такие мне не нравятся.
Но где-то в глубине души я понимаю, что повелся не на высокую грудь и тонкую талию, а на совершенно неудобоваримый характер и бесстрашие, которому могут позавидовать иные мужчины.
Но тут же будто искрой вспыхивает озарение: нет, не бесстрашие. Я своими глазами видел ее реакцию, когда она узнала, что сестра в больнице. Тая умеет бояться, она не откидывает страх, заслоняясь глупостью и бесшабашностью. Но при этом умеет побороть этот страх, переступить через него, чтобы помочь другому.