Чернила под кожей

– А когда будет презентация? – интересуется Яна, старательно покрывая черным лаком ноготь на среднем пальце.

Настроение что-то мрачно-готичное. Хочется нечто такое, что неизменно будет привлекать взгляды людей, но при этом даст понять: «Стиль. Не подходи!» Эх, чего только в голову не придет.

– Когда договоримся с издательством, – вздыхаю я. – Хочется, чтобы запомнилось. Чтобы это было масштабно, а не на бегу. К тому же книга в этот раз получилась очень специфичная. Ее даже презентовать надо вдумчиво.

Яна только качает головой. Она начинала читать «Стража двойной звезды», но потом сказала, что так не может и будет ждать выхода в бумаге. Чтобы насладиться полностью, сидя в любимом кресле и потягивая вино.

– Надеюсь, через пару недель все уладим, – обещаю я. – Ты будешь первой приглашенной.

– Это радует, – смеется она и снова склоняется над моими ногтями.

В итоге я понимаю, что чего-то не хватает. И прошу Яну сделать серебряные шипы на безымянных пальцах. Не хочется признаваться самой себе, что стало этому причиной.

– Так? – спрашивает Яна, замирая с кистью.

Смотрю некоторое время. Прогоняю видение сильных рук, от запястья до локтя обвитых почти такими же шипами.

Макс чертов Янг. Именно из-за тебя мне который день хочется разбить компьютер, чтобы только не читать этих дурацких новостей и тупых вопросов. Не видеть эти комментарии, где нам приписывают роман. Не знать тебя вообще.

– Тая? – зовет меня Яна.

– Да, – выдавливаю еле слышно. – Делай.

Это будет наказанием мне самой. Постоянно видеть серебро на черном и помнить, какая я идиотка. Если тебе не нравится человек – не сплетничай, Тая. Это еще никого не красило.

Спустя пятнадцать минут я выхожу от Яны. Солнце припекает, каблуки новых босоножек звонко стучат по брусчатке. Господи, какой же изверг сохраняет эту старину, заставляя бедных женщин страдать?

Однако эти мысли мимолетны. Пусть и неудобно, но я люблю брусчатку на дорогах, старинные рецепты и мужчин, которые держат свое слово. Старомодно, скажете вы? Да!

Смотрю на наручные часы и в ужасе понимаю, что Лизавета будет меня бить ногами за опоздание. Выставочный зал находится в паре кварталов отсюда. Что-то совсем не рассчитала время. Приходится ускорить шаг. В голове почему-то совершенно нахальные мысли – чтобы хоть один знакомый проезжал бы мимо и подбросил.

Как это часто бывает, ты только подумаешь, и сразу же судьба подсовывает исполнение желания. Но не так, как надо. Стоит мне задержаться возле светофора, ожидая зеленого света, как рядом вдруг останавливается красная машина Веры Крумловой.

Да уж. Частенько кажется, что Вселенная поставила миллионы наблюдателей за человеческими мыслями. И стоит о чем-то подумать, как оно сразу случается. Совпадение? Не думаю, как говорит один ведущий телепередач.

Окно приоткрывается, и я еле заметно выдыхаю. Лицо женщины, сидящей за рулем, никак не может принадлежать Вере. Уже потому, что даме напротив явно на двадцать лет больше, чем моей предательнице-подружке.

– Привет, – широко улыбается она, сверкая золотыми зубами. Их всего два, но впечатление производят. – Не стой, а то украдут. Садись бегом.

– Спасибо, Олеся Константиновна, – выдыхаю я и быстро сажусь на пассажирское место.

Судьба сегодня мне тоже улыбается. И так же золотозубо, как Крумлова Олеся Константиновна. Отец Веры женился на Олесе, когда развелся с первой женой. Матушка Веры была женщиной проблемной, любила горячительные напитки и развеселые компании. А еще – молодых парней. Застав жену с любовником, Крумлов не стал устраивать скандал и спускать с лестницы обоих, но отобрал у бывшей супруги дочь, часть имущества и право видеться с ребенком.

Не знаю, как ему это удалось, – Вера особо не рассказывала, а я и не лезла.

Олеся Константиновна оказалась женщиной хваткой и целеустремленной. При этом обладает потрясающим чувством юмора, харизмой и каким-то неуловимым умением убедить всех вокруг, что все будет хорошо.

Она носит короткие волосы и никогда их не красит – седина уже успела посеребрить почти всю голову. А вот на губах обязательно яркая помада. Ну и неизменная улыбка, немного ироничная, но всегда теплая. Сухие пальцы Олеси Константиновны всегда украшены массивными серебряными кольцами – она не любит золото. Золото для нее только одно – молчание.

Частенько я жалею, что не она – мать Веры. Сейчас жалею особенно.

– Ну что ты на меня так смотришь? – ухмыляется Олеся Константиновна, выжимая педаль газа. – Будто картину увидела. Тебе куда?

– Как раз в выставочный зал, к Лизавете, – отвечаю я. – А вы и впрямь хороши, знаете же прекрасно. Поэтому и смотрю.

И тут я говорю чистую правду. Олеся Константиновна всегда одевается со вкусом.

– Это сережки всё, – самодовольно уточняет она, поворачивая на перекрестке. – Ты же заметила?

– Заметила, – подтверждаю я.

Сережки и правда красивые, крупные винтажные кольца с множеством подвесок. Уверена, в комплект к ним есть браслет и подвеска. Олеся Константиновна не любит брать украшения разрозненно; чем больше в одном стиле, тем лучше!