Чернила под кожей

– Что за черная кошка пробежала между вами? – вдруг спрашивает она, и я теряюсь.

Большим зверем урчит мотор машины, солнце яркими бликами пляшет на серебряных кольцах, тихо играет радио. Но тишина в салоне кажется настолько плотной, что ее можно резать ножницами, как мокрый темный шелк.

– Что молчишь? Только не надо отговорок, я все прекрасно вижу. Вера ходит злая, раздражительная, но при этом ощущение, что обидели вовсе не ее.

Я смотрю на свою сумку, тереблю кисточку-украшение на застежке.

– Есть немного, Олеся Константиновна, – наконец-то произношу. – Вы правы.

Некоторое время мы не находим нужных слов. Я не должна была говорить… разные вещи про Макса, обсуждая и сплетничая. Вера – показывать переписку Максу. Мы обе виноваты в случившемся. И озвучивать это не хочется. Личное дело, что ни говори.

Машина проезжает мимо огромного торгового центра, краем глаза я замечаю знакомый черный джип. Сердце почему-то екает. Хмурюсь, закусываю нижнюю губу, вспоминая нашу последнюю встречу. Не стоило, пожалуй, так резко с ним… Макс не виноват в том, что пишут в новостях горе-журналисты, стремящиеся поднять рейтинги и удержать рабочее место.

– Послушай меня, девочка, – произносит Олеся Константиновна, внимательно глядя на дорогу. – Я не задаю лишних вопросов, вы не маленькие, сами разберетесь. Только прошу об одном: не наворотите дел. Вы еще молодые, головы горячие. Что-то сотворите, потом будете жалеть. Помни: ты мне очень симпатична как человек, Тая. Не хотелось бы, чтобы вы с Веркой разбежались в разные стороны.

Она снова замолкает. Я делаю рваный вдох.

– Просить ни о чем не могу, конечно. Но все же прошу подумать над всем, что будешь делать.

Машина тормозит возле выставочного центра; двери открыты, и внутрь входят люди. Благодаря мачехе Верки я все же приехала вовремя. Испытываю благодарность пополам с неловкостью. Не та нота, на которой хотелось бы закончить этот разговор.

– Спасибо, что подвезли, – говорю я так же тихо и искренне.

Выхожу из машины, аккуратно прикрываю дверцу. Всегда стараюсь так делать, ибо прекрасно помню, что для некоторых водителей даже нечаянный хлопок – оскорбление на всю жизнь.

– Просто подумай, Тая, – спокойно повторяет Олеся Константиновна, ничего не требуя.

– Подумаю. Хорошего вам дня.

Непременно подумаю. Только сейчас, увы, не до этого. Мысли полностью занимает грозная Лизавета, которая, подбоченившись, глядит на меня из окна.

– Упс, – еле слышно бормочу я, виновато улыбаюсь и спешу в выставочный зал.

Меня все-таки будут бить. Не только ногами, но и произведениями искусства.

Картины Лизаветы – это всегда фантастика, холодноватая страсть и жажда неизведанного. Голодный и броский модернизм с острой геометрией и приковывающими взгляд линиями. Когда смотришь, не можешь сразу сказать, что́ перед тобой – океанская бездна или быстроногий ветер, но вот ощущения… Лизавета рисует душой, и это чувствуется. Не всегда все должно быть четко и понятно. Порой нужно, чтобы отзывались не логика и рационализм, а чувства и эмоции.

Глядя на строгую и собранную Лизавету, порой не сразу сообразишь, что эти картины написаны ее рукой. Но стоит только немного поговорить, и становится ясно: никто другой нарисовать этого не мог.

Людей на выставке много. Лизавета, прекрасная в своем светлом костюме, дает интервью какому-то телеканалу. Слышатся щелчки фотоаппаратов, вопросы сыплются один за другим. Я брожу мимо полотен, потягивая шампанское. После разговора с Олесей Константиновной нужно подумать и прийти в себя. Шум и суета на выставке – отличный фон, чтобы заглушить чувства. Ибо неприятно. Что-то царапает в душе. Этот разговор… Намного легче было бы, если б мы с ней не встретились. Потому что сейчас я ощущаю себя нашкодившей кошкой. И это не слишком приятное чувство. Но мироздание любит пошутить.

– Вороны, да? – раздается рядом смутно знакомый голос. – Очень здорово поданы очертания.

Я поворачиваю голову, недоуменно моргаю. Рядом стоит высокий жилистый мужчина. В глазах задорные искорки, светлые волосы в художественном беспорядке, который каким-нибудь модным барбером будет именоваться «потрясающей укладкой». Возрастом как я, может, чуть старше.

Нет, в первый раз вижу. Показалось, что знакомый.

Он поднимает руку, пробегает пальцами по без того встрепанным волосам. Мне бросается в глаза яркая зелено-синяя татуировка, закрывающая все предплечье.

– Да, здорово, – словно очнувшись ото сна, спохватываюсь я. – Лизавете удается передать полет.

Мужчина чуть щурится, снова смотрит на картину. Опять ощущение, что я его где-то видела. И… слышала. Но только где? Его образ никак не хочет всплывать в памяти. Странно… обычно я хорошо запоминаю людей, а тут прямо наказание какое-то.

Кошусь на бокал с шампанским. Наверное, надо пить витамины для памяти, а не спиртное. Странное что-то с мозгом творится. А еще заметила, что незнакомец рассматривает меня с откровенным любопытством и явно пытается скрыть, что ситуация его… забавляет.

– Алик Багровский, – представляется он и протягивает руку. – В чем-то коллега Лизаветы, занимаюсь художественной татуировкой.