В Зульфие — обладательнице очень светлой кожи и русых волос — никто никогда не признавал дагестанку, пока она не называла свое имя. Немного рисуясь, она произносила его, украшая неподражаемыми интонациями, которые культивировали в своей речи жители города Б — она намеренно фрикатизировала свою «г» и растягивала гласные.
— У вас чудесный нос, — произнес Зузич с улыбкой, — очень благородный. Немного ужесточает ваше лицо, но очень вам идет.
Зульфия поразилась. Ей делали достаточно комплиментов: хвалили белую кожу, густые волосы или пышную грудь, но никто никогда не говорил ей, что у нее красивый нос.
— Я, знаете ли, спец по носам, — засмеялся Зузич и тронул свою переносицу пальцем. Зуля тоже засмеялась и поняла, что снова краснеет: на этот раз не от обиды или гнева, а от смущения.
«Попала, старушка, под чары» — подумала она.
Зузич рассказал, что он — кинолог, дрессирует служебных собак и извинился за свой замаранный наряд, сказав, что приехал в паб прямо с работы, где ему пришлось валяться в пыли с собакой по имени Фред. Овчарку выписали из Франции и она, к сожалению, понимала команды только по-французски. Зузич, как единственный человек в здешней полиции, знающий французский, взялся ее переучивать.
— Это практически невыполнимая задача, — смеялся он, — но я люблю трудности…
Он был умен, обаятелен и самое главное: он, так же как и Зуля, был увлечен своим делом. Они обменялись телефонами, и Зузич, ничтоже сумняшеся, назначил их новую встречу на завтра.
— Вы ведь не обижаете нашу подругу? — спросила подошедшая Заваркина. Вася маячил за ее спиной, навесив на лицо самое мрачное выражение.
— Ни в коем случае, — снова рассмеялся Зузич, подняв руки, будто сдаваясь. Зуля с удовольствием отметила, что внешность Анфисы не произвела на него никакого впечатления, несмотря на ее глубокое декольте и очень низкие джинсы, подчеркивающие стройные ноги и круглый задик.
— Смотрите, — Заваркина вдруг стерла с лица вежливую улыбку и приблизилась вплотную к Зузичу, — если вы ее обидите, я вас убью.
Вася за ее спиной хрустнул запястьем, словно готовясь одним ударом свалить Зузича с ног.
Зуля в это мгновение вдруг подумала, что ее новый знакомый сейчас сбежит: до того было страшно Анфисино лицо. Но Зузич не спасовал. В миг став серьезным, он со значением кивнул. Заваркина бросила быструю улыбку Зульфие и скрылась с Васей в туалете.
Зуля хотела было разозлиться за столь грубое вмешательство в личную жизнь и сказать Зузичу что-нибудь резкое про Анфису, но тот ее опередил. Он накрыл ее ладонь своей и тепло произнес:
— Береги ее, — голос его был мягок и обволакивал измученную Зулину душу, — она — настоящий друг.
Глава пятая
— Привет, милашка. Ты почему дрыхнешь на закате?
Анфиса открыла глаза и увидела нависшую над ней улыбающуюся мордаху.
— Время оплачивать франшизу, — пропела физиономия.
Под «оплатой франшизы» подразумевались ежемесячные взносы, которые Вася и Анфиса платили семейной паре из Муравейника за пользование их фамилией. Номинально, по документам, они являлись их усыновителями: Анфиса выбрала чету Заваркиных наобум, ткнув пальцем в самую звучную фамилию в телефонной книге.
Заваркины жили очень скромно, и тринадцатилетний Вася решил действовать прямо и нагло: он предложил финансовую или любую другую помощь в обмен на их подпись в документах. Те подняли его на смех, но Вася и Анфиса не отступили: перспектива быть Петровыми или Сидоровыми, и оставаться ночевать в Доме каждую ночь их не грела. Заваркины сдались через полгода плотной осады — слежки из-за угла, внезапных появлений дома, уговоров, нытья и посулов. Немалую роль в принятии решения сыграла их дочь, второклассница Алиса — прелестная девчушка, которая с младенчества была не в силах сдержать любопытства, и при каждом удобном случае пряталась у дверной щелочки, чтобы послушать, о чем говорят взрослые. Как только она поняла, что речь идет о перспективе обзавестись братом и сестрой, она, издав чудовищно громкий вопль, выскочила из своего укрытия и повисла у Васи на шее. Следующие два часа он провел с ней, играя в куклы.
— Подружись с ней, это наш шанс, — шепнул он Анфисе.
На Россию напрыгнули девяностые годы, учинив неразбериху везде, в том числе и в системе усыновления. Всего лишь два раза Васе, Асе, Алисе и Заваркиным приходилось изображать счастливую семью перед органами опеки. И только Алисе это удавалась без труда: она гипнотизировала служащих своими рассказами об их пикниках у озера и спасенных котятах, о том, как они хотят завести волнистых попугайчиков и что Анфиса обещала научить ее готовить лазанью. Она называла ее «лизанья».
Усталые женщины из опеки коротко кивали и принимались задавать каверзные на их взгляд вопросы.
— Во сколько вы ложитесь спать? — спрашивала одна.
— А вы? — спрашивала у нее Анфиса в ответ, участливо улыбаясь и наклоняя голову набок.
— Какой твой любимый предмет в школе? — спрашивала «опека» у Васи.