Пробираясь по разрушенной улице, Сажерук по колено проваливался в груды обломков. Разбитая черепица и щебень с грохотом уходили у него из-под ног. В какой-то момент Сажерук остановился и прислушался, не привлек ли шум внимание постовых. Внезапно из-за руин показался чернокурточник. От страха у Сажерука пересохло во рту. Присев на корточки, он спрятался за обвалившейся стеной, облепленной ласточкиными гнездами. Напевая, постовой подошел ближе. Сажерук знал его: он уже много лет был на службе у Каприкорна. Баста завербовал его в одной далекой деревушке – не всегда же Каприкорн обитал в этих холмах. Его пристанищем были многие уединенные деревни, заброшенные усадьбы и один раз даже замок. Но рано или поздно наступал день, когда паутина страха, которую Каприкорн так искусно плел вокруг себя, разрывалась, и им начинала интересоваться полиция. Когда-нибудь это случится и здесь.
Постовой остановился и закурил сигарету. Почувствовав дым, Сажерук отвернулся и увидел рядом с собой худую белую кошку. Она сидела на камнях, словно статуя, и смотрела на него зелеными глазами. Ему так и хотелось шепнуть ей: «Ш-ш! Разве я похож на опасного типа? Нет. Зато человек в черной куртке вполне может тебя застрелить. А затем очередь дойдет и до меня». Кошка не сводила с Сажерука зеленых глаз. Белый хвост раздраженно задергался в воздухе. Сажерук перевел взгляд с кошки сначала на свои пыльные ботинки, а потом на искореженный кусок металла, торчавший из щебня. Звери не любят, когда им смотрят в глаза. Каждый раз, когда Сажерук смотрел в глаза Гвину, тот скалил свои острые, как иголки, зубы.
С сигаретой во рту постовой снова стал напевать. Когда Сажеруку уже стало казаться, что ему придется сидеть за этой стеной до конца своих дней, постовой развернулся и побрел прочь. Сажерук не шевелился до тех пор, пока шаги не затихли. Когда он наконец поднялся, кошка, шипя, убежала. А Сажерук еще долго стоял среди мертвых домов и ждал, пока сердце перестанет бешено колотиться.
До самого сада Каприкорна ему больше не встретился ни один постовой. Сажерук перескочил через ограду, и в нос ему ударил такой резкий запах тимьяна, какой бывает только днем. В эту жаркую ночь пахло каждое растение, даже томаты и cалат. На грядке прямо перед домом росли ядовитые кустарники и травы. Сорока собственноручно за ними ухаживала. В деревне уже не один человек умер от олеандра или белены.
Окно в комнате Резы было, как обычно, открыто. Когда Сажерук изобразил злобное тявканье Гвина, из окна высунулась рука, помахала ему и быстро исчезла. В ожидании Резы Сажерук облокотился на зарешеченную дверь. Небо у него над головой было густо усеяно звездами: ночи в их ослепительном свете, казалось, не было места. «Наверняка она что-нибудь разузнала, – подумал Сажерук. – Но что? Вдруг она скажет, что Каприкорн хранит книгу в одном из сейфов?»
Дверь за решеткой открылась. Каждый раз она скрипела так, словно роптала на то, что нарушили ее покой. Сажерук обернулся и увидел перед собой незнакомку. Перед ним стояла девочка лет пятнадцати – шестнадцати с почти детским толстощеким личиком.
– Где Реза? – Сажерук схватился за решетку. – Что с ней?
Девочка оцепенела от страха. Она уставилась на его шрамы, как будто никогда не видела изрезанного лица.
– Это она тебя послала? – Сажеруку хотелось просунуть руки сквозь прутья и хорошенько встряхнуть маленькую дурочку. – Говори же! Я не могу торчать здесь всю ночь! – Ему не следовало просить Резу о помощи. Нужно было самому выяснять, где книга. Как он мог подвергнуть ее опасности? – Они ее заперли? Отвечай! – нетерпеливо прорычал Сажерук.
Вдруг девочка перевела взгляд на что-то позади него и отпрянула. Сажерук оглянулся, чтобы посмотреть, что она там увидела… и оказался лицом к лицу с Бастой.
Почему он не услышал приближавшихся шагов? Баста славился своим умением подкрадываться, но стоявший рядом с ним Плосконос никогда не отличался тихой походкой. Баста привел с собой еще кое-кого: Мортолу. Значит, высунувшись прошлой ночью из окна, она все-таки что-то услышала. Или Реза его предала? Больно было думать об этом.
– Вот уж не ожидал, что ты решишься еще раз сюда прийти! – сладким голосом проговорил Баста и ладонью прижал Сажерука к решетке, и тот почувствовал, как металлические прутья вдавились ему в спину.
Плосконос широко улыбался. Он радовался любой возможности попугать человека, так же как ребенок радуется Рождеству.
– Что у тебя с малышкой Резой? – Баста со щелчком раскрыл нож.
Увидев, как страх капельками пота выступил на лбу Сажерука, Плосконос улыбнулся еще шире.
– Я всегда говорил, что наш огнеглотатель влюблен в Резу, – продолжал Баста, медленно проводя острием по груди Сажерука, – что он прямо-таки пожирает ее глазами. Но мне никто не верил. А теперь смотрите: такой трусишка, а решился прийти.
– Вот что делает любовь! – засмеялся Плосконос.
Но Баста покачал головой:
– Нет. Только из-за любви наш грязнорукий друг не пришел бы. Для этого ему не хватает страсти. Он здесь из-за книги, верно? Ты все еще тоскуешь по порхающим феям и вонючим гномам?