Мы весело дообедали. И лишь когда я воровато притянул к себе арбуз, эту бомбу, подкинутую диверсантами, чтобы немедленно выкинуть его подальше, и полетели вновь эти полуневидимые мушки, батя все же не удержался.
— Да... дрозофила мелеогастер... Много генетиков через нее пострадало! — проговорил он и глянул на меня орлиным оком: все-таки сказал!
Но тут и Нонна уже набралась силенок для реванша. Она встала, задорно подбоченясь, напротив отца:
— Вот ты все время рассуждаешь о высоких материях. А помидоры — и не очень, кстати, хорошие — из Аргентины везут уже! — Она подняла тоненький пальчик. — Ты не согласен с этим, наверное... но ведь ешь! — Она воинственно уставилась на него.
— Конечно, не согласен... после того, как съел! — добродушно пошутил батя, и мы засмеялись.
Перемирие! Теперь можно заняться чем-то другим. Не купанием — такое даже представить дико!.. Работой!
Изрядно уже обессиленный, я плюхнулся за стол. Вот где сейчас действительно жарко! Семейные неприятности, интриги, обманы, нищета — все это мелочи по сравнению с тем, как тут тебя бьет! Дикая кошка, русская речь, так треплет, швыряет, кидает! Какие там кавказцы! Какой там Кузя с его хитростью... Это все — милое дело! А вот тут — это да! Дикая кошка, русская речь, — вот та треплет так треплет! Все последние ночи поднимала меня, кидала к столу: запиши, сволочь, а то забудешь! Пытаюсь спрятаться в сон, бормочу: «Не забуду, честное слово!» — «Нет, запиши!» Утром встаешь, покачиваясь, — и снова Она: что тут накорябал, что за ночной бред? Разбирайся! Вот кто уж действительно бьет так бьет! Уже солнце всю комнату прошло — не отпускает она! Привинтила к стулу! Наконец вроде бы оторвался, пошел, покачиваясь, к мосткам, хлебнуть озона... К-куда?! За шиворот — и к столу! Сиди. А то вот эту фразу записать забудешь!.. Какую, спросите вы, фразу?.. А вот эту, которую вы сейчас читаете!!
Уже солнце тонуло в озере, когда я выполз на скамейку, отдыхивался. Смотрел, как Нонна разговаривает с маленькой собачкой, коротконогой, с сосками, метущими пыль. Собачка снизу вверх задумчиво смотрела на Нонну, а та, грозя пальчиком, говорила ей:
— Сейчас я дам тебе немножко, но больше ты сюда не приходи — видишь, Анчарик волнуется!
Огромная башка Анчара моталась над изгородью, в глазах были боль, недоумение: что же это? Измена их любви?
С умилением я наблюдал эту идиллию — но, похоже, время идиллий ушло навсегда! Подняв глаза от маленькой собачки, я увидал, как по песчаному нашему переулку чопорно шествует строгая женщина в очках... явно по мою душу! Что там еще? С Настей теперь что-то случилось? Я встал.
— Пойду немного прогуляюсь! — пробормотал я и, выйдя за калитку, быстро пошел навстречу судьбе. В калитку, во всяком случае, не стоит ее впускать!
Мы пересеклись на середине переулка. Она уже вполне благосклонно кивнула мне:
— Вас к телефону!
Да будь проклята и эта пруха — благосклонность ко мне женщин! Сидел бы тупо, отдыхал!
— Не сказали кто? — осведомился я светски. Мол, наверняка откуда-то из высших сфер, замучили своей лаской, надоели.
Она многозначительно пожала плечом, улыбнулась... «Услышите!»
Что может быть? Я мысленно развернул перед собой веер возможных неприятностей... Эта?.. Или эта?.. Какая получше? Боюсь, что-то с Настей теперь!
Мы шли, мило улыбаясь, через проходную ДРСУ, через широкий асфальтовый плац, заставленный бездействующими скреперами и бульдозерами.
— Вы видели вчера этот ужас? — слегка кокетничая, возмущалась она.
— ...М-м-м... Что вы имеете в виду?
— Ну, по телевизору... У Сванидзе!
— О да! — понимающе улыбался я.
Не видал я никакого Сванидзе и даже забыл немножко о нем — своих ужасов хватает!
— О да!
Мы, интеллигентные люди, должны поддерживать друг друга, говорить и улыбаться... даже по дороге на казнь! Какая именно меня ждет?
— Прошу вас!
— Благодарю вас!
Она тактично, интеллигентно вышла. Да уж, моей реакции ей лучше не видеть! Трубка-двустволка, отражаясь, лежала на полированном столе. Чем вдарит?
— Аллеу? — вальяжно проговорил я (наверняка подслушивает).
— Здорово, пузырь! — сиплый голос... Господи, да это Иван! Уже легче. Особых бед от него вроде не жду... кроме тех, что уже случились.
— Да... слушаю, — проговорил я строго. Чтобы не поняла дама, что звала меня из-за какого-то пустяка.
— Соскучал я по тебе!
— Я тоже! Куда ж ты пропал? Когда приедешь?! — кричал я.
Отличный разговор, особенно на фоне того, что пугало раньше.
— Да ну, — зевнул Ваня, — надоело мне там!
А как же дети Юга?.. Жгут в его усадьбе костры, слегка приворовывают. Не важно?
— Слышь, у меня дело к тебе...
Я уже радостно, с облегчением сел на стул, вытер счастливый пот... Любое его дело — это не дело!
— Случайно узнал — тут на какую-то премию выдвигают меня... «Крашеный ангел», что ли... не слыхал? Ты вроде все знаешь?
Я-то знаю. Но как-то неохота рассказывать ему.
— «Чернильный ангел», — все же выговорил я. — «За творческий вклад в дружбу народов».
— А-а-а, — проговорил задумчиво, видимо соображая, когда же он внес этот вклад и куда.