Черно-белая история

Ноги сами понесли меня в сторону драки.

— Макс, хватит! — крикнул я, вспомнив имя старшего Гаврюшкина.

Но тот, войдя в раж, не обратил на меня никакого внимания. Тогда я бросился на Гавса, уже занесшего кастет над упавшим хозяином айфона. Заломив руку громилы за спину, я с силой толкнул его от себя. Гавс, не удержавшись на ногах, упал. Но, быстро поднявшись, бросился на меня.

И тут раздался истошный крик:

— Алик! Алик! Да помогите же кто-нибудь!

Это была Лара. С глазами, полными ужаса.

Братья в последний раз пнули жертву и, подхватив валявшийся на земле айфон, спешно ретировались.

Растирая ушибленное плечо — как не пытался увернуться, пару серьезных ударов я все-таки пропустил — я видел приближающуюся ко мне Лару. Ее приятель с трудом поднялся на ноги и стоял, тяжело опираясь на капот машины. Его шатало, из разбитого носа капала кровь.

Однако Лара не торопилась помогать ему. С каким-то странным выражением лица она смотрела на меня.

— Как же я тебя ненавижу! — процедила она.

— Лара… Я сейчас все объясню…

— Ты… Ты мне отвратителен.

— Ларочка, дорогая, послушай…

Я сделал шаг к ней. Она быстро отступила назад, словно боясь, что я дотронусь до нее.

— Это гнусно, подло, отвратительно! Натравить этих… только из-за того, что я встретила другого…

Она побледнела, у нее затряслись губы. И на этом белом лице выделялись широко распахнутые черные глаза. Черные от ненависти. Так вот откуда это странное выражение лица — она действительно меня ненавидела. Так, как только один человек может ненавидеть другого.

В поисках поддержки я оглянулся на Лариного друга. Мне хотелось крикнуть: «Ну скажи же ей, как было на самом деле!», но я лишь молча смотрел на него. А он просто отвел глаза.

И вот тут я умер во второй раз…

Я не помнил, куда шел. Но почему-то мне надо было непременно идти. Быстро. Не останавливаясь. Все равно куда. Я не разбирал дороги — какие-то улицы, дома, машины, люди. Но я не видел их. Перед моими глазами стояло белое Ларино лицо. Не слышал я и звуков города, потому что в голове набатом звучало только одно слово — ненавижу, ненавижу, ненавижу… Я ускорил шаг, как будто бы можно было убежать от него. И от голосов, спорящих в моей голове.

— Не нужно было вмешиваться, — говорил один.

— Нет нужно! — возражал другой. — Это был благородный поступок.

— Это был глупый поступок. Отоварили ни за что, врагов нажил, и, главное, девушку не вернул.

— Если бы он не вмешался, то стал бы трусом.

— А так кем он стал?

— Человеком, который поступил правильно, по совести.

— И что? К чему твоя совесть привела?

— К самоуважению!

— На черта ему сейчас твое самоуважение! Ты со своей совестью окончательно поставил крест на их отношениях!

— Это ты поставил крест, устроив эту никчемную драку! Думаешь, она бросила бы своего Алика и вернулась к нему? Ха!

Голоса в моей голове спорили долго. Затем они перешли на крик, доводы становились все абсурднее, и я не выдержал.

— Хватит! Заткнитесь! Не хочу больше вас слышать! Никогда!

Наверное, я громко кричал. А может просто свалился, сраженный мгновенным сном, как это уже случалось со мной в последние дни. Не помню. Помню лишь, как пришел в себя, скорчившись на асфальте. В спину впивались чугунные лепестки ограды моста, внизу медленно несла грязно-бурые воды река.

— Зря ты это, парень. Зря. И что это ты удумал, малец? — приговаривал незнакомый голос. Чья-то рука крепко ухватила меня за локоть. — В жизни всякое бывает…

Я мысленно отмахнулся от него. Насторожив уши, я с недоверием прислушивался к установившейся в голове гулкой тишине.

— Жизнь ведь как слоеный пирог — черная полоса, белая… — продолжал неизвестный прохожий. — Даже если у тебя сейчас черная полоса…

— Знаю я этот анекдот, — буркнул я, горько усмехнувшись и поднимая глаза на собеседника.

Пожилой дядька. Седые виски, блестящая лысина в обрамлении ершика волос, морщины на лбу. Из тех, которые всегда знают «как надо» и которым до всего есть дело.

— Жизнь — как зебра, черная полоса — белая полоса, черная — белая, черная — белая, а потом все. Задница. Вот она и настала.

— Зря ты так, — снова покачал головой дядька. — И сюда зря пришел. Плохое это место, проклятое. В старину, задолго до Петра, здесь было древнее капище, разоренное крестоносцами. Это уже потом на его месте церковь построили. Которую после революции снесли. А теперь сюда, словно мотыльки на свет, слетаются такие вот бедолаги. Притягивает оно их. Только не светом. Пойдем-ка лучше отсюда, пока оно тебя не пометило.

И он потянул меня за руку вверх.

Я попытался подняться на ноги, но почувствовал, что сознание покидает меня.

Часть II. Замок

1

Я передвигаю белую пешку на две клетки вперед. Немного подумав, отвечаю ей черным конем. Это уже третья партия, которую за сегодняшний вечер я разыгрываю сам с собой. Третья, но, скорее всего, не последняя.