Черно-белая история

Однако большинство посетителей этих необычных посиделок не делали ничего. Они просто сидели, вперив невидящий взгляд в никуда — в стену или окно, за которым занимался вечер. Или просто в пространство перед собой. Вот как тот тип с худым, даже изможденным лицом, что сейчас трясет головой, уставившись в пустую столешницу перед собой. И хотя его глаза широко открыты, но видят они явно не этот мир. Другой парень что-то тихо бормочет себе под нос, заторможенно раскачиваясь из стороны в сторону. Его бормотание становится громче, закрытые глаза широко распахиваются, движения ускоряются. И вот он уже забился в судорогах, гулко ударяясь затылком об стену. Подоспевшие медсестры подкатывают кресло, ловко пристегивают бедолагу ремнями и быстро увозят его. Я смотрю им вслед. Единственный из всех присутствующих.

В эту странную больницу… Хотя кто сказал, что это больница? Может, это вовсе и не больница… Скорее, совсем не больница. Одни медсестры в серой мышиной униформе, или кто они там на самом деле, чего стоят!

Итак. В это странное заведение меня привезли вчера вечером. Но сначала я побывал в настоящей больнице — с вымотанным доктором в белом халате, палатами, запирающимися снаружи на огромный железный засов, неразговорчивыми санитарами.

Усталый психиатр в старомодных очках, выглядевший гораздо старше своего возраста, быстро заполнил карту и задал мне несколько вопросов, на которые я постарался ответить как можно более осмысленно. А это было совсем непросто после лошадиной дозы успокоительного, которую мне вкатили в «скорой».

— Значит, никакой попытки суицида не было? — спрашивал врач, пытливо заглядывая мне в глаза.

— Не было.

— И в реку прыгать не собирался?

— Нет.

— А зачем тогда с перил вниз головой свешивался?

— Не свешивался я с перил.

— А тут написано — свешивался. И свидетели есть.

Я возмущенно передернул плечами. Ну надо же — оказывается, чья-то неуемная фантазия приписала мне такое! Хотя, кто знает…

— Хм… А почему вообще ты там оказался? Ты же был на мосту? Или тоже будешь отрицать?

— Был. Я там случайно очутился. Гулял по городу.

— Гулял?

— Гулял.

— Ладно, пусть гулял. А зачем ты кричал?

— Я не кричал.

— А тут написано, что кричал.

— Это я, наверное, по телефону трепался, — нашелся я.

И гордый собой — выдать такое в моем состоянии было сродни подвигу — добавил:

— Бабушки, которые вызвали «скорую», не в курсе, что в наше время человек, разговаривающий сам с собой на улице, не обязательно сумасшедший.

Доктор хмыкнул.

— Ну, хорошо. Допустим, — сказал он. — Но ты был сильно возбужден. И врачи «скорой» тоже отметили твое неадекватное состояние. Вот…

Он пошелестел страницами.

— Кататоническое возбуждение, тревога, бред, галлюцинации. Что скажешь?

— Я поссорился с любимой девушкой. Она сказала, что ненавидит меня. Вы бы в этой ситуации смогли оставаться абсолютно спокойным?

Я очень старался говорить убедительно.

— Ладно. А что насчет ангела с собакой? Которых ты просил… — психиатр сверился с записями. — Нет, даже не просил, а требовал убраться из твоей головы, потому что больше не можешь выносить их болтовню. Это я читаю записи врача «скорой».

— Не помню такого, — выдавил я.

Вышло слишком по-детски, поэтому я тут же исправился, решив добавить побольше подробностей:

— Собака была там — кто-то из прохожих выгуливал. Может, она на меня бросилась, я плохо помню. А про ангела какая-то бабка говорила, я-то тут причем?

— Ладно, допустим, — повторил врач. — Значит, поссорился?

Я кивнул.

— И после этой ссоры у тебя не возникло суицидальных мыслей?

— Вы это уже спрашивали. Не возникло.

— То есть ты абсолютно в порядке?

Доктор испытующе смотрел на меня поверх очков.

Я замялся. Это был провокационный вопрос. Я и сам понимал, что далеко не в порядке, да и врать психиатру было опасно. Скорее всего, ложь он раскусит на раз. Их же учат читать язык тела и всякое такое. Плюс опыт работы. Так что я нехотя выдавил «не совсем», глубоко вздохнул и принялся рассказывать о своих провалах в сон, которые одолевали меня в последние дни.

Если в начале рассказа доктор скептически поглядывал в мою сторону, то теперь посерьезнел, отложил свои записи и внимательно слушал мои излияния. Затем последовали подробные расспросы о том, как я сплю ночью, не было ли у меня в последнее время галлюцинаций, не страдал ли кто-нибудь из моих родственников нарушениями сна, не получал ли травму головы.

Закончив с вопросами, доктор задумчиво поиграл авторучкой, затем нехотя проговорил, потирая подбородок:

— Не хочу тебя пугать раньше времени, но похоже на нарколепсию. Хотя и не совсем типичная симптоматика.

— Нарко… что? Но я не принимаю наркотики!

— Нарколепсия — это заболевание. Оно не имеет отношения к наркотикам, просто название такое: от греческого «narkз», что означает оцепенение, и «lзpsis» — сон. Недуг этот довольно редкий и плохо изученный. Развивается обычно в молодом возрасте, вот как у тебя. У мужчин встречается гораздо чаще, чем у женщин.

Он замолчал. Зачем-то пролистал пока еще девственно чистую карту и, сморщившись на пустые страницы, медленно, словно через силу, проговорил: