Черно-белая история

— Все совсем не так! — взрываюсь я и осекаюсь, соображая, что со стороны все выглядит именно так.

— А как?

Ирония никуда не исчезла, но, похоже, Леди действительно интересно.

Как?

Мысленно я задаю себе тот же вопрос и понимаю, что у меня нет на него ответа. Почему я обратил внимание на ту девчонку? Ну, красивая. Но сколько симпатичных девчонок прошли мимо меня незамеченными? Видно было, что у нее какие-то проблемы. Но мало ли на моем пути попадалось людей с проблемами? Из-за своих заморочек с Ларой мне было не до чужих трудностей. Так что же изменилось в этот раз?

Леди, все также скептично прищурившись, ждет объяснений. Но мне нечего ей сказать, я и сам пока ничего не понимаю.

— И кто такая эта Ника?

Рита, изогнувшись всем телом, словно кошка, лезет в холодильник за второй бутылкой воды.

— Ника — это единственный человек среди нас, который не растерял своих многочисленных талантов, — говорит она, отвинчивая пробку. — Например, она могла видеть людей с необычными способностями и вообще, мимоходом взглянув на человека, сразу могла сказать о нем, хороший он или дурной, на что способен, а что ни при каких обстоятельствах не сделает. Это раз. Ника — единственный человек, которому удалось сбежать отсюда. Это два. Ну и три — к ней у господина Г всегда было особое отношение. Когда она сбежала, он прямо взбесился. Устроил нам всем выволочку с нахлобучкой, вынюхивал и выпытывал, куда она отправилась и что собиралась делать.

Леди надолго прикладывается к бутылке, затем ворчит:

— Из всех нас только Ника что-то понимала во всей этой чертовщине, что здесь творится. Обещала объяснить, но не успела.

Чернявая забирает у меня блокнот, который я все еще держу в руках, и засовывает в котомку.

— Почему ты не хотела говорить о Нике там, в чулане? — спохватываюсь я, понимая, что она сейчас уйдет, а следующий сеанс откровенности вряд ли скоро настанет. — Ведь остальные «члены» вашего кружка были с ней знакомы?

— Именно поэтому и не хотела.

Леди отвечает сколь непонятно, столь же и категорично. Но, глядя на мою удивленную физиономию, нисходит до пояснения:

— Потому что кто-то из кладовки сливает информацию Граветту. Если он узнает о том, что ты виделся с Никой, он с тебя живого не слезет. Но, боюсь, уже поздно — твой длинный язык сделал свое черное дело.

— Откуда знаешь про слив?

Я так удивлен услышанным, что даже тираду про длинный язык оставил без последствий.

— Ника говорила, плюс собственные наблюдения. Сопоставила кое-что.

— И кто же это, по-твоему?

Леди пожимает плечами.

— Пока не знаю. Но обязательно выясню.

— А я, значит, уже вне подозрений? Помнится, меня в каморке встретили не слишком радушно.

— Сейчас уже вне.

— Что-то изменилось?

— Изменилось. Так по-идиотски себя вести мог только полный дундук, — отрезала Леди.

«Дундук» меня покоробил, но я смолчал. Глупо ссориться с единственным источником информации.

— А зачем ты ее постоянно рисуешь?

— Чтобы связаться с ней.

— Это как?

Эти два коротких слова вылетели так быстро, что я даже не успел осознать их. Я уже ожидал очередного «дундука», но Леди сказала совсем другое:

— Ты действительно хочешь знать? Мой рассказ может испортить тебе радужное настроение.

Я энергично киваю. Во-первых, радужное настроение уже давно слиняло, забрав с собой всю палитру цветов. А во-вторых, может, именно сейчас я продвинусь к пониманию хоть на шаг.

Леди долго молчит, сгорбившись в кресле. Да, душевный стриптиз никому не дается легко.

— Можешь не рассказывать, если не хочешь.

Она все также молча мотает головой, затем ежится, словно ей холодно, набрасывает на плечи свой необъятный свитер, и задает вопрос, который я совсем не ожидаю услышать:

— Ты никогда не задумывался, почему маленькие дети рисуют? Нет, не цветочки-машинки, а, к примеру, своих родителей? Или близких друзей?

— Потому что любят их? Потому что чаще всего видят их? Ну, в том смысле, что рисуют то, что перед глазами…

Леди энергично трясет черной гривой:

— Нет! Все обстоит с точностью до наоборот. Ребенок будет рисовать близких, любимых людей только тогда, когда их ему не хватает. Ни один малыш, который в любой момент может взять маму за руку, не станет ее рисовать. Зачем? Если она и так рядом.

— Н-у-у, — тяну я.

Теперь черная копна волос делает утвердительный кивок:

— Да, это так.

Леди поджимает ноги, вновь зябко передергивает плечами и, наконец, тихо произносит:

— Я убила человека.

— Что?! — вырывается у меня.

Мне показалось, что я ослышался.

— Я убила человека, — уже громче говорит она.

Дергает подбородком и с вызовом смотрит прямо мне в глаза. Чего она ожидала? Что я вскочу с места и заору «вон отсюда, убийца!»? Брошусь из комнаты с воплем ужаса? Я молча жду продолжения. Хотя, если сказать, что я потрясен, то это не сказать ничего.

Леди отводит глаза и начинает рассказывать.