Черно-белая история

— Что ты здесь делаешь? — требовательным тоном спрашивает девочка.

— Но ты же сама меня позвала… — удивленно начинаю я и осекаюсь.

8

— Мне сказали, что ты согласен сотрудничать? Похвально, похвально.

Шульц улыбается тонкими алыми губами и от этой иезуитской улыбки мне становится жутко.

— Только это не избавит тебя от сегодняшних испытаний. Сегодня у нас на тебя бо-о-ольшие планы.

Улыбка становится шире, за ней следует приглашающий жест в сторону «зубоврачебного» кресла. Ирма пристегивает меня ремнями, подключает аппаратуру, выкладывает наполненные шприцы рядом на столик. «На случай, если сердце не выдержит», — «успокаивает» она меня.

Шульц подкатывает стул на колесиках к монитору, за ней попятам следует грустный профессор. Они затягивают непонятный спор, тыча пальцем в ползущие на экране графики. Что-то им не нравится в этом хитросплетении цветных линий.

— Что вы предлагаете? Ждать? — резко обрывает Шульц профессора. — Мы не располагаем таким временем.

Профессор мямлит в ответ. Что именно — я не слышу, потому что чувствую, как бешено колотится сердце, голоса отдаляются, заглушаемые шумом, лоб стягивает обруч… Откуда он? Мне же ничего не надевали на голову…

Сквозь пляшущие перед глазами мушки я вижу, как профессор внимательно присматривается ко мне. И вдруг обруч на голове лопается, и я проваливаюсь в сон.

Я вновь на той же залитой золотистым сиянием площадке. Мне навстречу катится мяч, словно приглашая к игре. Я останавливаю его ногой и оглядываюсь по сторонам. Пустые качели все еще двигаются. Даже пыль на полу не улеглась после чьих-то торопливых шагов, так и вертится золотистыми, оседающими вниз протуберанцами. И, мне кажется, я знаю чьих. Ну уж нет!

— Нет! Слышите! — кричу я и вываливаюсь из сна.

— Не отталкивай нас. Мы нужны тебе, — слышу я отдаляющийся голос.

Золотистое сияние медленно тускнеет, уступая место мертвому, белесому свету лабораторных ламп. Сквозь щелочки глаз я вижу, что пока я спал, в лаборатории прибавилось народу. Прямо напротив меня стоит Граветт собственной персоной.

Сегодня господин Г совсем другой. Не вальяжно-доброжелательный, а грозный, разгневанный. Темные брови сдвинуты к переносице, руки судорожно сжимаются в кулаки, рот кривится в крике. Холодной безжизненной молнией сверкает бриллиантовая булавка. Я вижу, как Граветт что-то выговаривает мне, только выглядит все это как немое кино — в моем мире пока еще не включили звук.

К взбешенному Граветту осторожно подходит профессор и что-то шепчет на ухо, показывая на меня. Наверное, объясняет про мое нынешнее состояние. Граветт испепеляет профессора взглядом, как будто бы тот повинен в моей глухоте, морщится, но замолкает. Что толку кидать громы и молнии, если их никто не слышит.

Проходят минуты, и звуки постепенно возвращаются в мой мир. А вместе со звуком я получаю возможность повернуть голову, дабы разглядеть всю диспозицию.

Ирма отошла к двери. Сейчас она похожа на поджарую, мускулистую сторожевую собаку, готовую по первому зову хозяина вцепиться в меня зубами. Шульц уселась в кресло сбоку от необъятного стола, заваленного бумагами. На ее длинном лице написано разочарование — не вышло поиграть с новой игрушкой, то есть со мной. Из-за перекисных кудряшек докторши выглядывает испуганная лысина профессора. Граветт же возвышается прямо передо мной. Он уже сумел взять себя в руки и почти похож на себя прежнего.

— А ты, оказывается, гораздо ценнее для нас, чем я думал, — он рассматривает меня так, словно видит впервые. — Почему ты не сказал мне, что был знаком с Верой?

— Не знаю я никакую Веру.

Он щелкает пультом, и на огромном черном экране появляется лицо девчонки, которую я видел в церкви. Весьма симпатичное лицо.

— У меня другие сведения.

— Я действительно не знаком с ней. Видел мельком.

Граветт вопросительно выгибает бровь, и я торопливо рассказываю о своем единственном визите в церковь. Единственном — потому что крещение в младенческом возрасте я не помню.

— О чем вы говорили? Она тебя просила о чем-нибудь? Что-то передавала?

— Нет, ничего подобного. Я просто случайно с ней столкнулся.

— Значит, случайно?

Граветт держит паузу. Наверное, для того, чтобы я проникся нелепостью своих ответов.

— Значит, случайно зашел в церковь, — медленно, почти по слогам цедит он и вдруг багровеет, срываясь на крик: — Не надо считать всех вокруг идиотами! Храм — не то место, куда можно зайти случайно!

— Да не знаю я ее! — кричу я в ответ. — Вы же умеете читать мысли, ну так напрягите свою интуицию!

— Вот моя интуиция мне и подсказывает, что эта девица передала тебе нечто важное. И я хочу получить это назад.

— Ничего она мне не передавала, я случайно с ней столкнулся.

— Опять случайно? Случайно столкнулся и вот так сразу запомнил? Что-то много случайностей для одного дня.

— Ну почему вы мне не верите? Я правду говорю, — начинаю оправдываться я и упираюсь в скептический взгляд.

Я замолкаю и только горько качаю головой. Бесполезно. Он меня не слышит.

— Значит, будешь молчать? Ну что ж, ты сам виноват.