Черно-белая история

Я киваю. Да, было дело — молодой, талантливый, на самом пике карьеры. Почти год эту нелепую историю мусолили СМИ. Особенно после того, как развязали языки его друзья и коллеги. Оказывается, у артиста поехала крыша: он слышал голоса, которые разговаривали с ним и отдавали ему приказы. Грешили на наркотики, на плохую наследственность — нашлась двоюродная тетя с шизофренией, тяжелый график, личные неурядицы… Разговоров было много, однако причина так и не была установлена.

— Так это ты его, что ли? — вытаращив глаза, выдыхаю я.

Леди неуверенно мотает головой. И опять я вижу этот странный ее кивок, только теперь он начинается как «нет», а потом нехотя, словно через силу, превращается в «да».

— Но зачем?

— Я не хотела ему ничего плохого. Он мне нравился. Очень. Мне хотелось, чтобы он писал для меня песни. Помнишь, его «Маргариту» про ведьму? Все думают, что это про Булгаковскую Маргариту, а это про меня. Хотелось, чтобы он разговаривал со мной, а он проводил время с глупыми моделями… Я не думала, что все так закончится, — шепчет она. По ее щекам стекают две мокрые дорожки. — И уж совсем не думала, что после этого распрощаюсь со своими способностями.

Рита отправляется к себе. Сочувствующим взглядом я провожаю Леди до дверей ее комнаты и замечаю, что я не одинок. Еще один человек наблюдает за нами — чья-то дверь приоткрыта. Я никогда не мог похвастаться фотографической памятью, но что-то мне подсказывает, что это дверь Яны.

Я не ухожу. Я жду. И действительно, вскоре в дверном проеме осторожно показывается детская мордочка, а затем маленькая ручка манит меня к себе.

— Ты почему не спишь? Сейчас, — я сверяюсь со своими часами, — два часа ночи, — выговариваю я малышке, подходя к ее двери.

— Они уже знают, — тихо шепчет она.

— Ты караулила под дверью? Но зачем? Боялась за меня? За Риту? В чем дело?

— Они знают! — чуть громче произносит девочка.

— Кто и что знает?

Но Яна отказывается беседовать через порог, по крайней мере, именно так я истолковываю ее спину, удаляющуюся в комнату. Я прикрываю за собой дверь — вдруг найдется еще кто-нибудь, столь же любопытный — и шлепаю за ней.

Девочка подходит к столу и машинально берет в руки недоделанную фигурку бумажного единорога. Такие же белые единороги стоят повсюду в комнате — на столе, на тумбочке возле кровати, на подоконнике. Один, самый маленький, даже примостился на краешке монитора.

— Что это?

— Единорог. Злые силы боятся его. А еще они боятся амулетов.

Кто-то на моем месте, может быть, сейчас и рассмеялся бы, но я понимаю малышку. Наши комнаты здесь, в замке, похожи одна на другую как холодные и бездушные номера отеля. Здесь нет ощущения дома, где люди чувствуют себя защищенными. Нет привычных запахов. Здесь все стерильно. Вернее, запахи есть — моющих средств и химических препаратов — но здесь не пахнет домом.

Наверняка, здесь многие из малышей украшают свои комнаты поделками, которые призваны насытить помещение теплотой и добром. Им нужны эти бумажные защитники, потому что иных заступников у них нет. И как бы нелепо, на мой взгляд, не выглядели эти амулеты, обереги и прочие смешные фигурки, но дети в них верят. А значит, они помогают.

— У тебя очень красивые единороги, — говорю я и перевожу взгляд на вторую половину стола, где примостилась целая стая драконов из черной проволоки. — И драконы тоже замечательные, только они почему-то выглядят недобрыми.

— Какие драконы? — удивленно спрашивает девочка. — У меня нет никаких драконов.

И поспешно добавляет:

— Тебе надо отсюда бежать. Он уже рассказал господину Г о тебе и Нике, они захотят сделать тебе плохо.

— Кто он?

Но Яна молча качает головой.

— Я не знаю. Я не вижу его. Но он ему все рассказывает. О тебе, о нас. И о Нике рассказывал.

Малышка выглядит грустной и потерянной. Мне хочется утешить ее.

— Все будет хорошо, — говорю я. — Гаррет мне обещал.

— Нет, — качает она головой. — Не будет. Все будет очень и очень плохо. Я пока не вижу, что они сделают с тобой, но…

— Значит, ничего не сделают.

Она опять качает головой.

— Я чувствую. Сначала приходит предчувствие, а уже потом картинка. Сейчас, когда я гляжу на тебя, я знаю, что тебе хотят сделать очень плохо. Завтра. Но ты еще можешь что-то исправить.

— Как?

— Не знаю. Твои хранители должны знать.

Опять это упоминание о каких-то странных хранителях. Нет у меня никаких хранителей. И никогда не было. Ведь если бы они были, я бы знал о них? Не так ли?

— Не волнуйся, со мной все будет хорошо.

Я стараюсь говорить убедительно. И тут мне в голову, как мне тогда казалось, пришел гениальный педагогический ход.

— Дай мне на всякий случай какой-нибудь твой амулет, чтобы защитил меня.

Малышка роется в коробке и вынимает браслет с вплетенной бусинкой.

С благодарностью я принимаю дар. Отодвигаю повыше часы, чтобы надеть подарок, и вижу точно такой же браслет на своей руке. Первое мое желание рассказать о нем Яне, но что-то останавливает меня.

Яна тем временем неуловимо изменилась. Я поймал на себе совсем недетский пристальный взгляд, с которым уже сталкивался в чулане.