Черно-белое кино

И сначала какой-то кузнечик
легонько подпрыгнул разок и другой
и зашелся, запел —
Катерина идет, Катерина!
А потом закачалась трава,
покачнулась
и тоже
давай и давай шелестеть —
Катерина идет, Катерина!
А потом зашуршала листва на столетних дубах,
словно некий неведомый нам календарь
с декабрями, еще не пришедшими,
и январями.
А потом все луга и долины,
и горы с лесами,
и реки с морями —
все звенело вокруг,
стрекотало и пело на сто голосов,
все сильней и все громче звучало —
Катерина идет! —
возвещая тем самым
приход Катерины,
явленье ее и начало.
Кто ж ты есть, Катерина —
пароль,
заповедное слово,
знаменье,
явленье природы?
Или то не пришедшее время —
футурум второй —
те совсем еще дальние годы,
над которыми сумрак покуда клубится,
неясная дымка,
туман,
дымовая завеса?
…А меж тем
у черты горизонта
над темною кромкою дальнего леса,
показалось внезапно какое-то облачко,
и поднималось,
и ширилось,
и не спеша вырастало,
и явилось,
предстало пред миром,
и раннее солнце на нем заблистало.
А оно подымалось все выше
в своем восхожденье великом
навстречу бездонному небу
и солнечным бликам,
и ни темной черты горизонта,
ни кромки далекого леса
уже не касалось.
И казалось порою
божественным женским
задумчивым ликом,
а порою
застывшей в полете
неведомой птицей казалось.

Строки из записной книжки

«…заговорили за столом о красивых женщинах, и тут один из них сказал, что он ни одну женщину не желал бы так увидеть, как прекрасную Елену из Греции, из-за которой погиб славный город Троя. На что доктор Фауст ответил: – Раз уж вы так жаждете увидеть прекрасный образ царицы Елены, Менелаевой супруги и дочери Тиндара и Леды, то я ее вам представлю…»

* * *

«– Да, да, это она, та самая, которую я некогда видел в Греции. Пойдем со мной, в мою комнату, теперь ты – моя Елена!..»

* * *

«…Царица Елена следовала за ним по пятам и была дивно хороша собой. Явилась эта Елена в драгоценном черном платье из пурпура, волосы у нее были распущены, они чудно, прекрасно блестели как золото, такие длинные, что падали ей до самых колен…»

* * *

Я мог тебя прийти заставить,
Но удержать тебя не мог…

«Задумал силой меряться…»

Задумал силой меряться
не с кем-нибудь – с судьбой.
Как Дон Кихот и мельница,
воюю сам с собой.
То вскачь гремлю доспехами,
то, спешившись, бегу.
Особыми успехами
похвастать не могу.
С насмешливыми лицами,
все злей день ото дня,
мои соседи рыцари
взирают на меня.
Но пусть гидальго бедного
не лавры ждут, увы,
а все ж он таза медного
не сдернет с головы.
Там, под щитом и латами,
душа его болит
и в бой идти с крылатыми
колдуньями велит…
Неспешно время мелется,
идет неравный бой.
Как Дон Кихот и мельница,
воюю сам с собой.
Зияют раны рваные
там, слева, под плечом,
и крылья деревянные
изрублены мечом.

«Но так мне хотелось…»