Черно-белое кино

«Сперва вдали едва гремело…»

Сперва вдали едва гремело,
а после все заволокло,
и капли первые несмело
забарабанили в стекло.
И вот в саду раскаты грома,
и сонно ясени скрипят…
Пусть дождь идет, пока мы дома
и наши дети сладко спят,
пока скамейки опустели,
и черен двор и нелюдим,
и мы лежим уже в постели
и в темень черную глядим,
пока мы глаз не закрываем
и смотрим в темень
и пока
мы уплываем, уплываем
туда, где гром и облака,
и наши звезды нас венчают
и нам расстаться не дают,
и наши ветры нас качают,
и наши грозы нам поют,
и обнимает нас истома,
и мир дремотою объят…
Пусть дождь идет,
пока мы дома
и наши дети сладко спят,
пока внизу,
меж деревами,
гремят и рушатся миры
и сокрушенно головами
качают желтые шары.

«Как мой дом опустел, все уехали, дом обезлюдел…»

Как мой дом опустел, все уехали, дом обезлюдел,
в нем так неуютно теперь
непривычно и странно
Нынче спать лягу рано, и буду лежать неподвижно
и слушать, как тикают стрелки
и медленно падают капли из крана.
Удивительно, как изменяются вещи,
то вдруг совершенно ненужными нам становясь,
то, напротив,
глядишь —
и дороже тебе, и нужнее,
и другое совсем обретают значенье и вес,
будто ты их увидел впервые,
и вот уже смотришь нежнее.
Стол и стул, и кровать, полотенце и кружка, часы
и все прочие вещи
сегодня другого исполнены смысла
и стали иными, чем прежде.
Выразительный жест одиночества вдруг проступает
отчетливо
в этой недвижно висящей на стуле
забытой одежде.
Подойдешь и поправишь, погладишь рукою,
на краешек стула присядешь,
устав от пустого шатанья.
Словно это не дом, а вокзал или зал ожиданья,
где нет никого,
лишь одни ожиданья,
одни ожиданья.
И уносится ветром попутным куда-то все дальше
летящее мимо
транзитное облачко дыма,
и проносятся мимо мои поезда, все проносятся мимо,
проносятся мимо.

«Откуда я – где жил я и где рос?…»