Отношения наши стали сникать. От чужих людей я узнал, что Димка женился, родил девочку. Вскоре привез мне на погляд Настеньку-Агнессу: слов нет – херувим белокурый, яичко глазированное, на щечке родинка, на другой ямочка. Внучка растрогала меня вконец. Ловила на даче комаров, приговаривая: “Вот летает комарок, его зовут муха”. На прощание помахала мне лапкой: “Шолом”.
А бизнес Димкин по-прежнему не задавался, слишком уж получался бескорыстный. Димка недоумевал, в чем причина, и для утешения родил мальчика. И снова – херувима, только темненького. Деторождение ему понравилось еще больше, он погрузился в книги по детской психологии, начал поговаривать о третьем, четвертом, пятом… Я негодовал, топал ногами: делом надо заниматься, а “чтоб иметь детей, кому ума не доставало”. Димка неожиданно прислушался. И… вдогонку за матерью и отчимом спешно сорвался из Израиля, улетел в Монреаль на второе ПМЖ. А его магазинчик ушел за копейку по весеннему бризу, по утренней росе.
– Отец! – восторженно орал мне Димка из Канады. – Здесь рай земной! Давай возьмем в кредит сто гектар, дом по-над озером, я буду щенков разводить! Питомник на двадцать собак и детей пяток, скажи плохо! Ты будешь приезжать, рыбу удить, здесь карпы пудовые!.. Лодку тебе с алым парусом справим…
Врать не стану, я завелся. Поднял информацию. Все реально, в Канаде это запросто и не очень накладно, но… какого-то звена явно не хватало. Какой-то малости, чепухи.
А-а, жену-то его, Наташеньку, спросить впопыхах на радостях забыли. Кстати, и познакомиться с ней не мешало бы. Димка привез жену на запоздалые смотрины. Красивая, спокойная, ровная, первое образование – психолог, сейчас поступила на курсы таможенников. По окончании работать будет в центре Монреаля на государевой службе. Жить на пленэре не рвется, щенками сыта по уши с израильских времен, деток порожать еще – не прочь, но не сразу, погодя, сначала надо вработаться. Короче, уплыла моя лодка под алым парусом.
Димка работал в супермаркете, развозил коробки с харчами. Разумеется, радоваться тут было нечему. Сообразно недовольству в его письмах и разговоре появились покровительственные ноты, прям не Димка, а Дмитрий Сергеевич. Намекнул мне прозрачно, что я выстарился и поляну не секу, что больше я не начальник жизни, а начальник он и т. д.
Я не стал препираться, напомнил ему, что Иисус Иосифович в его с ним тридцать три года лавочку уже закрыл, а ты, мол, еще и не открывал, а прикрываться живым щитом из детей от жизни, как ты вознамерился, безнравственно. Вот если бы ты был девочкой, другой расклад.
– … Заявляю тебе это со всем апломбом, как знаменитый писатель, – закончил я родительское наставление.
– Да никакой ты не знаменитый.
– А кто же я по-твоему?
– … Пьяница, – не очень уверенно буркнул Димка.
Ну, дела-а!.. Наш ответ лорду Керзону. Однако обижаться я не стал, чтобы не зарулить в сторону от темы, талдычил свое. Не про меня, мол, сыне, базар, про тебя. Вижу, как у тебя формируется комплекс неудачника, как бы ты окончательно не поссорился сам с собой, страшнее этого нет ничего. И предложил Димке во избежание глубокой ссоры необщение до весны, тайм-аут. Без мата предложил, уважительно, проще говоря, толерантно.
А сам тем часом, чтоб не бодаться с сыном через океан, намылился в Канаду своим глазом оценить обстановку. Но не тут-то было: консул объяснил мне доходчиво, что не педагогировать сына я вознамерился, а тормознуться в Канаде навечно, типа на доживку, хитрость мою он разгадал и, стало быть, визу мне не даст.
Пока я препирался с посольством, до меня дошел слух, что Димка пишет что-то крупногабаритное. А раз так, и Канада мне не очень нужна; я там был, пиво пил. Закончит Димка писанину – поговорим. Главное – не забыть наперед, что он из моего семечка. Кроха.