В редакции гремели стихи. Нюры не было. Она в библиографии, сказал Гарольд. Лёля ему не понравилась, он пошел за ней, прихватив портфель.
В библиографии царил привычный покой. Нюра рылась в картотеке. Чуть слышно пел саксофон в приемнике с зеленым глазом. На подоконнике среди кактусов шумно вздохнула во сне нелегальная Мурка, которую хотел извести завхоз. Старший редактор Миша Фадеев уютно дремал в глубоком кресле.
Нюра приложила палец к губам: тс-с… Но Миша вдруг очнулся, решительно встал: “Все. Пошел к папе”. И привычно отправился в Центральный Дом литераторов имени своего отца Александра Фадеева.
– Что случилось? – спросил Гарольд, выуживая из портфеля коньяк. – Донесли?С Лесючевским Лёля перестала здороваться – пусть хоть совсем выгонит, плевать. И Нюра – из солидарности.
Гарольд, ангел небесный, встревожился не на шутку и срочно перекинул Нюру в издательство “Детская литература”, где его жена курировала иностранную редакцию. А Лёле уверенно сказал: “Лесюк не вечен, работай спокойно”.
В “Детской литературе” служили в основном пожилые тетки советского толка, не прошедшие селекцию Лесючевского. И зимой и летом они кутались в шали на случай возможных сквозняков. Одна из них по брезгливости открывала дверь бумажкой, подкладывала под себя газету. Редкие мужчины “Детгиза” тоже не оправдывали своей предназначенности. Единственный заметный мужчина – главный художник – был нетрадиционной ориентации. “Мужчинами” Нюры стали Мольер, Лорка, Хименес… И примыкающие к ним здравствующие переводчики и художники – лучшие из лучших.