Черно-белый цветок

– Когда Юли не стало, я поняла, что мне незачем жить. Я не могла больше видеть мужа, хотя он ни в чем не был виноват, я не могла находиться в той квартире, ведь все напоминало мне о дочери. Ее игрушки, ее альбомы для рисования, ее одежда… Муж пытался меня поддержать, но я попросила его уйти. Он настаивал на том, что я должна обратиться к психотерапевту, но я прогнала его. Я не помню, сколько времени прошло, он звонил мне, но я не брала трубку. Заперла дверь и никому не открывала. У меня не было ни подруг, ни знакомых, родители мои умерли давно, и никого, кроме мужа и дочери, у меня не было. Дня два я ничего не ела, а потом – наоборот, словно что-то переклинило. Помню, я рыдала и уничтожала все съестное, что было в холодильнике, еда казалась мне горькой и испорченной, но я мечтала, что отравлюсь и впаду в кому, чтобы забыть о Юле… Я даже открыла столетние консервы и заставила себя их съесть – ведь от просроченной тушенки обычно заболевают ботулизмом. Вот только на меня ничего не подействовало, потом я ела даже не с целью отравиться, а от неудержимого голода. Это только в книгах люди от горя теряют аппетит – в реальной жизни бывает наоборот. Человек от стресса начинает сметать все подряд, я помню, как вышла в магазин – впервые за неделю, а может, и больше. Сгребла в корзину и какую-то крупу, и картошку, лук, молоко, торты – в общем, все, что подвернулось под руку. Продавщица, наверно, решила, что я закупаюсь на неделю. А я в одиночку съела все, что унесла из магазина. Сырую луковицу с пирожным и нечищеной морковью, в молоке сварила картошку и макароны… И когда я все это ела, я твердо решила развестись с мужем. Просто написала ему СМС, что подаю на развод. Он звонил, но я по-прежнему не отвечала, а потом мы просто сходили в загс и развелись…

Марина Константиновна на секунду замолчала, переводя дыхание, а потом продолжила:

– Любимой сказкой Юли была «Цветик-семицветик». Я не знаю, почему, но дочка постоянно просила меня читать ее вслух, и я наизусть запомнила ее. Когда дочка умерла, я стала вести личный дневник – не сразу, прошло уже несколько недель. С мужем я рассталась, работать – нигде не работала, ведь турфирму, где я раньше была агентом, закрыли. И я стала много писать от руки в тетрадь. И утром, и вечером… У меня были накопления, поэтому на них я могла покупать продукты, а больше мне ничего не нужно было. За квартиру платил по-прежнему муж – он все-таки хороший человек. Сейчас он женился, и мы иногда с ним общаемся, но только по телефону. Встречаться с ним я по-прежнему не могу, и он не держит на меня обиды. В общем, однажды я писала что-то в дневник, и само собой мне в голову пришло придумать сказку. Маленькую сказку про девочку, у которой была волшебная книга желаний. В эту книгу она записывала все свои мечты, которые приходили ей в голову. А потом эти мечты вдруг ожили, и она оказалась в волшебной стране… Может, со стороны это и выглядит глупо, но мне вдруг понравилось сочинять. Как-то я даже забыла и про смерть дочки, и про то, что моя жизнь теперь превратилась в настоящий кошмар, – я словно сама перенеслась в какую-то чудесную страну, где не было ни болезней, ни смертей. Впервые за долгое время я даже стала улыбаться, самой себе. Мне нравилась моя сказка, а в голове была куча идей и сюжетов. Наверно, несколько дней я сидела и писала свои истории, до тех пор пока рука не уставала. Я сочиняла и сочиняла, и не могла остановиться… Собственно, эти сказки я потом и переделала в сценарии спектаклей «Цветика-семицветика». Студию я назвала в честь любимой сказки дочери, и наверное, только эта работа спасла меня. Конечно, пришлось обращаться к мужу, чтобы он помог мне снять помещение, он же дал мне необходимую сумму денег на то, чтоб открыть студию. Без мужа у меня бы ничего не получилось…

Про Юлю я старалась не думать. И сейчас я пытаюсь не вспоминать о ней с горечью – если и думаю о дочери, то со светлой грустью. Мне кажется, что она смотрит с небес на мои спектакли, и ей тоже интересно, как и другим детям. Ведь все, что я делаю, – я делаю в первую очередь для нее, чтобы ей там не было скучно…

Женщина снова замолчала. Скорбная грусть на ее лице сменилась выражением легкой печали и задумчивости. Она смотрела в одну точку перед собой, и я поняла, что Марина Константиновна позабыла о моем существовании. Ее исповедь предназначалась не мне – рассказывала о дочери она для себя самой, и наверняка сейчас Федорчук и не помнит, с чего начался наш разговор. Я понимала, что Юлю Мещерякову женщина не похищала – вряд ли другой ребенок сможет заполнить пустоту в ее душе, Марина Константиновна всегда будет любить только свою дочку, и никого больше. И все же я тихо спросила:

– Марина Константиновна, вы точно не знаете, кто мог похитить Юлю Мещерякову из детского садика? Посмотрите, пожалуйста, внимательно на фотографию девочки…