Черно-красная книга вокруг

— Не знаете такой деревни…

— Нет.

— Нет.

— Нет.

Энтузиазм поубавился. Мотоцикл не успевал разгоняться и до сорока.

И тут на тебе!

— Отчего же не знаю, — сердце замерло, пока дед-столет, милый такой старикашка с бородой «а ля Толстой-Солженицын» выдерживал нужную ему зачем-то паузу. — Показать даже могу, если ты меня подбросишь по пути.

— Садитесь.

— Так, — скомандовал дед, усевшись — а схватился-то как! — Вертай назад свой драндулет, проехал ты уже.

Сейчас я тебе покажу «драндулет», старый ты хрыч, — ласково подумал Заманихин, и от радости он, может, слишком сильно вывернул ручку газа, приподняв своего зверя на дыбы.

— Ты уж не шибко гони, мил человек, а то старухе одни кости привезешь, — кричал ему сзади дедуля. — Вот ща повертка будет. Вот она! Сворачивай, черт! Сворачивай!

Они затряслись по ухабам, объезжали никогда не высыхающие, старинные, как мировой океан, дорожные лужи, поднимали за собой столб пыли, и ни разу им не встретилось ни человека, ни тем более машины. Примерно через полчаса в сторонке на холме показалась какая-то деревенька, и дед скомандовал, выявляя в себе бывшего «подводника» от слова «подвода», бывалого водителя кобылы:

— Тпр-р-у-у! Стой, родимай! Все я приехал, вон мое Заполье. А тебе при твоем-то коне еще минут двадцать езды. Ехай прямо, никуда не сворачивай. Будет развилка — там еще камень такой большой — тебе направо. Да не перепутай: направо! — и зачем-то добавил странные слова: — Жалко было бы такую машину потерять. Ну бывай!

Заманихинское «спасибо» унесло ветром.

Ехал, ехал. Вот и развилка. И, правда, между двух дорог, великан-камень. На нем рукой шутника школьным мелком надпись: «Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь голову сложишь», — и приписка фиолетовым мелком: «на грудь мою девичью». А еще ниже матерное словцо — как же без него на Руси!

Устраивает, — усмехнулся Заманихин и свернул направо, как дед велел.

Еще долго кувыркался на ухабах, с трудом удерживая руль — дорога совсем испортилась. Прошло уже и двадцать минут, и тридцать, и сорок, а ни деревни, ни вообще хоть одного прохожего. Не обманул ли старый плут, — замелькала мысль. Как вдруг из-за леса прямо пред ним выросла деревня. Она, Залупаевка, без всякого сомнения. С десяток некрашеных, почерневших домов, по краям огороды до самого леса, а на другом конце деревни то ли огромные сараи, то ли коровники.

Крайний дом был нежилой — окна заколочены крест-накрест старыми досками. Заманихин подъехал к следующему и заглушил уставший раскаленный двигатель. Дом перед ним был хоть и такой же почерневший, но добротный. Двускатная шиферная крыша, забора нет, крылечко под навесом.

Из будки возле крыльца выскочил щенок и, виляя хвостом, радуясь, бросился на своих толстых лапах к Заманихину, да не добежал — не по росту большая цепь не дала. И только тогда, вспомнив, наверное, о своих обязанностях, щенок пискляво с серьезным видом затявкал.

Снимая шлем, краем глаза заметил Заманихин, как колыхнулась занавеска на окне, и на шум вышла хозяйка — молодая, лет двадцати-двадцати пяти с крепкими загорелыми руками и ногами, небрежно заколотыми светло-русыми волосами, в выцветшем коротком халатике без рукавов. Вышла и остановилась на крыльце, увидев незнакомого человека.

Щенок перестал лаять, но хвостом замахал еще усерднее.

— Вам кого? — спросила женщина.

— Это Залупаевка?

— Да.

Эх, рисковать, так рисковать. С губ сорвалось выдуманное имя.

— Я бы хотел узнать что-нибудь насчет Евдокии Тимофеевны.

— Евдокии Тимофеевны? Она умерла. Уж два года как почти. Вон ее дом заколочен, — указала женщина подбородком на соседний крайний дом, мимо которого Заманихин только что проехал.

Сердце запрыгало в такт слогам: по-лу-ча-ет-ся! Только не останавливаться! Давай, Заманихин!

— А скажите, у нее жилец жил последнее время?

— Жил.

Ура!!!

— Вас Лена зовут? — это был необязательный вопрос — так, для полной победы.

— Да, — тихо сказала она удивившись.

Перед Павлом стоял на крыльце еще один его персонаж. Это много стоит — увидеть воочию своего героя. Не прототипа какого-нибудь, которого ты сначала увидел, и потом описал, а наоборот. Вот она, бойкая веселая Ленка! Заманихин смотрел на нее во все глаза. Красивой я тебя создал, — мелькнуло у него. Никакая, впрочем, она не бойкая, тут он просчитался. Ах, вот оно что!

Дверь за ней тихонько приоткрылась и на крыльце, неумело перешагнув пухленькими ножками через порог, появилось маленькое существо мужского пола без штанов в короткой рубашонке. Увидел незнакомого дядьку, прижался к мамкиной ноге, спрятав лицо в складках халата. Но потом не утерпел, выглянул и проговорил:

— Бу-бу, — и еще: — Па-па.

— Это сколько же такому богатырю? — умилился Заманихин.

— Год.

— И уже ходит?

— Да. Недавно пошел. Теперь не удержишь.

— Так, значит, как вы говорите звали этого жильца, который жил у Евдокии Тимофеевны? — резко переключился Заманихин.

— Степанов… Сергей…

— А где он сейчас, вы не знаете?

Ленка пожала плечами и виновато улыбнулась.

— Ну хотя бы приблизительно…

— Не знаю.

— А никто кроме меня его не искал?

— Нет.

— Все понятно. Спасибо, больше вопросов не будет.