Министр среднего машиностроения Ефим Славский, в свои восемьдесят восемь лет все еще полный сил и энергии, появился в Чернобыле 21 мая, почти через месяц после аварии. Некоронованный король советской атомной программы задержался сразу по ряду причин, но его собственной вины в этом не было. Возглавляемое им министерство не имело отношения к эксплуатации Чернобыльской АЭС, но, как всем было хорошо известно, ее аварийный реактор был детищем Славского и научно-исследовательских институтов, созданных и работавших при его участии. На эту невидимую империю трудились сотни тысяч человек, гражданских и военных. Именно министерство Славского спроектировало, построило и запустило первые РБМК – реакторы того типа, что использовались на Чернобыльской АЭС, – а впоследствии всячески пропагандировало их строительство. После аварии многие руководители партии и правительства попытались дистанцироваться от некогда всемогущего министра, но в конце концов были вынуждены обратиться к нему за помощью. Без имевшегося у Славского опыта борьбы с последствиями происшествий на ядерных объектах, как и без громадных человеческих и технических ресурсов его министерства, было не обойтись.
15 мая 1986 года Политбюро ЦК КПСС поручило Славскому и Министерству среднего машиностроения «похоронить» взорвавшийся реактор – законсервировать его, чтобы раз и навсегда прекратить выбросы радиации. Как это сделать, должен был решать сам Славский. Он немедленно взялся за дело. Через пять дней его приказом в рамках министерства было создано специальное строительное управление с генералом во главе. Инженеры и архитекторы предложили несколько способов консервации. Одно из предложений заключалось в том, чтобы похоронить реактор под курганом из песка, бетона и металлических шаров. Были варианты возвести над энергоблоком перекрытие в виде арки или раскрытого зонта. В итоге выбор пал на конструкцию с максимальным использованием сохранившихся после взрыва железобетонных конструкций. Такое решение позволяло сократить сроки строительства, и это было принципиально важно, так как политбюро требовало уложиться в четыре месяца. Официально сооружение, возводимое над четвертым энергоблоком, называлось «Укрытие». Между собой участники строительства называли его «саркофагом». Славский, таким образом, одновременно оказался главным архитектором, священником и распорядителем похорон[372]
.Быстрые, экономичные и почти всегда временные решения сложных проблем с применением неизменно ограниченных технических ресурсов и, как правило, неограниченных людских – на этом строилась вся карьера Славского и вся советская атомная программа с первых дней своего существования. Лучше, чем Славский, никто не справился бы с этой задачей: похоронить не только реактор, но вместе с ним и целую эпоху в истории советской ядерно-энергетической программы. Первый опыт борьбы с последствиями ядерной аварии Славский получил в 1957 году после Кыштымской аварии. На тот момент он всего два месяца как был назначен на должность министра. Без малого тридцать лет спустя в Чернобыле выбор на него пал по умолчанию.
5 июня 1986 года Политбюро ЦК КПСС утвердило проект возведения саркофага, разработанный ленинградскими архитекторами и инженерами во главе с Владимиром Курносовым. Под командованием Славского объединились научные, промышленные и военные кадры – и началась настоящая боевая операция. Славский рвался на передовую. Пожилой министр, сохранивший редкостную работоспособность, не раз работал на местах ядерных аварий и привык игнорировать эффект «малых доз» радиации. 21 мая, в первый свой день на Чернобыльской АЭС, он облетел взорвавшийся реактор на вертолете, а потом пешком отправился к разрушенному взрывом четвертому энергоблоку. Подойдя с двумя помощниками к третьему энергоблоку, Славский сказал: «После выпьем по рюмке – и все пройдет. А посмотреть, что здесь и как, нужно хорошенько». На следующий день он уже не стал брать с собой помощников. «Я старик, – сказал Славский. – Мне не страшно, а вы еще молодые…»[373]