Первой жертвой новой партийной линии стал бывший директор Чернобыльской АЭС Виктор Брюханов, отстраненный от должности в конце мая. В начале июля, когда Брюханова вызвали в Москву держать ответ перед членами политбюро, он по-прежнему был глубоко подавлен и происходящее с ним, как он сам позже рассказывал, было ему более или менее безразлично. Однако он хорошо запомнил обстановку того заседания. Политбюро собралось в кремлевской Ореховой комнате за гигантским столом. Опытным глазом инженера-строителя Брюханов оценил его размеры: приблизительно 50 метров в длину и 20 в ширину. Во главе стола сидел Михаил Горбачев, остальные члены политбюро занимали места слева и справа от него. Заседание продолжалось с одиннадцати часов утра до семи вечера без перерыва на обед; в какой-то момент собравшимся предложили бутерброды и напитки. Брюханову дали слово третьим. Свою версию того, что произошло на станции 26 апреля, он изложил примерно за пятнадцать минут. После чего Горбачев задал Брюханову единственный вопрос: знал ли он, что случилось в 1979 году на американской атомной станции Три-Майл-Айленд? Брюханов ответил утвердительно. В дальнейших расспросах большой необходимости не было: члены политбюро считали, что и так понятно, что случилось на Чернобыльской АЭС и кто в этом виноват. Брюханова назначили козлом отпущения.
В конце заседания Горбачев зачитал заранее подготовленное предложение исключить Брюханова из партии. Присутствующие единогласно проголосовали за. После заседаний ЦК Компартии Украины, на которых председательствовал твердый и властный Владимир Щербицкий и где случалось присутствовать Брюханову, Горбачев показался ему человеком бесхребетным и чересчур мягким. Рассказывая о заседании политбюро, он назвал генерального секретаря «тряпкой» – это определение коллеги и подчиненные часто применяли к нему самому. С другой стороны, Брюханову понравилось, что в Кремле никто не пытался его унизить, как в бытность директором его не раз унижали в кабинетах республиканского партийного начальства, где секретарь ЦК однажды пригрозил «повесить его за яйца».
На сей раз ничего похожего Брюханову не говорили, но зато средства массовой информации представили его основным виновником аварии. О его исключении из партии сообщила главная советская информационная телепрограмма «Время». После этого всем стало понятно, что дальше Брюханова ожидают суд и тюрьма. На родине Брюханова, в Ташкенте, его младший брат не позволял матери смотреть телевизор, чтобы она не волновалась. Но соседки все равно проболтались, что ее сына сняли с должности и исключили из партии. Мать не смогла этого пережить: она умерла от сердечного приступа[381]
.Со стороны могло показаться, что Ефима Славского и президента советской Академии наук Анатолия Александрова авария никак не затронула, но за закрытыми дверями политбюро ситуация выглядела несколько иначе. «У меня остались в памяти острые впечатления об общей растерянности, никто не знал, что делать, – рассказывает Александр Яковлев, доверенный советник Горбачева и один из архитекторов перестройки. – Люди, отвечающие за эту сферу, – министр Славский, президент АН СССР Александров – говорили что-то невнятное. Однажды на политбюро между ними состоялся занятный разговор. „Ты помнишь, Ефим, сколько рентген мы с тобой схватили на Новой Земле? И вот ничего, живы“. „Помню, конечно. Но мы тогда по литру водки оприходовали“». Они вспоминали свои былые подвиги на Новой Земле, архипелаге в Северном Ледовитом океане, на котором Советский Союз с 1954 года регулярно испытывал ядерное оружие[382]
.Пока двое старцев предавались воспоминаниям о старых добрых временах, Горбачев пытался получить ответ на простой вопрос: можно ли полагаться на РБМК, надежен ли он? От этого зависело будущее советской атомной энергетики и перспективы затеянной им перестройки. Если выяснится, что необходимо вывести из эксплуатации все реакторы этого типа – а их, кроме взорвавшегося чернобыльского, в стране насчитывалось еще четырнадцать штук, – это будет означать, что придется на неопределенное время отложить экономические реформы и заняться поиском альтернативных источников электроэнергии. Советская казна к тому времени уже опустела, и совершенно непонятно было, где взять денег на компенсацию нанесенного Чернобыльской аварией ущерба, а тем более – на вывод из эксплуатации РБМК, дававших более трети всей электроэнергии, вырабатываемой советскими атомными электростанциями. Сколько все это будет стоить, не знал никто, в том числе сам Горбачев. Гораздо позже белорусские экономисты подсчитали, что одной только Белоруссии был нанесен экономический ущерб в размере 235 миллиардов долларов, что эквивалентно тридцати двум бюджетам республики по состоянию на 1985 год[383]
.