«Они предполагали, что в своем докладе о чернобыльской аварии Советский Союз не скажет ничего конкретного, – вспоминает Боровой. – Поскольку эти реакторы относятся к реакторам военного типа, все будет засекречено и доклад продлится всего полчаса. Дальше расписывались выступления – содержание каждого передавалось одной-двумя фразами. В конце был проект постановления МАГАТЭ: закрыть в Советском Союзе все атомные реакторы типа РБМК-1000 (реактор большой мощности канальный), выплатить огромные репарации пострадавшим от радиоактивности странам, обеспечить присутствие иностранных наблюдателей на каждом атомном реакторе Советского Союза». Легасова такой сценарий не устраивал. «И это нам надо будет переломить», – сказал он Боровому[387]
.В своем докладе Легасову предстояло подробно изложить хронологию аварии и исчерпывающе описать ее последствия. Для этого необходимо было рассказать о конструкции реактора, которая в Советском Союзе была тщательно засекречена. Как и ожидалось, Славский с командой не позволили представить эти секретные сведения международному научному сообществу, чем поставили Легасова в затруднительное положение. Но на проходившем 3 июля заседании политбюро министр энергетики Анатолий Майорец отметил абсурдность следования устаревшим требованиям безопасности. «Из иностранных источников (публичных) видно, что там уже смоделирована авария в Чернобыле, – сказал он. – Так что – нам представлять в МАГАТЭ ложь?»[388]
Легасов, которому меньше всего на свете хотелось лгать МАГАТЭ, обратился напрямую к председателю Совета министров Николаю Рыжкову. Рыжков уполномочил Легасова писать в докладе все, что тот сочтет нужным. В итоге помимо информации о конструкции РБМК доклад содержал оценку радиоактивного заражения окружающей среды и его влияния на сельское хозяйство и здоровье людей. Легасов был готов обсуждать любые связанные с аварией вопросы. Написанный им доклад занимал 465 страниц. Легасову разрешили взять собой в Вену специалистов по ядерным реакторам, которым до тех пор выезд за границу был категорически запрещен. Они были нужны, чтобы давать углубленные ответы на специфические вопросы из области их компетенции. Когда помощники Бликса поинтересовались в советском посольстве в Вене, сколько времени может занять выступление Легасова, им ответили, что представитель Советского Союза будет выступать не тридцать минут, как предполагалось, а целых четыре часа. На деле же выступление продолжалось еще дольше.
Свой доклад на открывшейся 25 августа в Вене конференции МАГАТЭ Легасов начал с рассказа об устройстве реактора и общего описания Чернобыльской АЭС. Затем он перешел к подробному рассказу об аварии, анализу ее причин и описанию последствий и закончил рекомендациями по предотвращению ядерных аварий в будущем. Его доклад значительно приоткрыл завесу секретности, плотно окутывавшую советскую ядерную программу. Он совершенно ошеломил аудиторию из почти шести сотен ученых-ядерщиков, представлявших двадцать одну международную организацию и шестьдесят две страны, а также двухсот журналистов. Когда Легасов закончил, ему аплодировали стоя.
«Все, кто присутствовал на первой сессии, долго ее не забудут, – писал о конференции корреспондент американского „Бюллетеня ученых-атомщиков“. – Если 25 августа на конференции царила атмосфера уныния и напряженности, то 29 августа [в ее завершающий день] участников охватила бурная радость, граничащая с эйфорией». На Легасова обрушилась слава, западные средства массовой информации включили его в десятку ведущих ученых мира. Благодаря его открытости в вопросах причин и последствий Чернобыльской аварии случилось невероятное: из безответственного преступника Советский Союз в глазах Запада превратился в заложника непредсказуемого стечения обстоятельств, готового делиться с остальным миром своим опытом и сотрудничать с ним ради предотвращения подобных аварий в будущем[389]
.При всей небывалой доселе открытости в том, что касалось устройства Чернобыльской АЭС и советской ядерной энергетики в целом, в своем венском докладе Легасов тем не менее следовал линии партии и главными виновниками аварии назвал операторов станции. «Первопричиной аварии, – говорилось в его докладе, – явилось крайне маловероятное сочетание нарушений порядка и режима эксплуатации, допущенных персоналом энергоблока»[390]
.