Чернобыль: История ядерной катастрофы

Тем не менее Горбачев хотел знать, кто виноват. Его интересовало мнение специалистов Министерства среднего машиностроения и подведомственных научных институтов, но они либо хранили молчание, либо отвечали крайне уклончиво. Поэтому он в конце концов сделал вывод сам: «В том, что произошла авария, виноват персонал, но масштабы аварии – в физике реактора». Перед этим Горбачев спросил у подчиненных Славского, можно ли строить и эксплуатировать реакторы типа РБМК. Заместитель Славского, Александр Мешков, ответил утвердительно: «Можно, если строго выполнять регламент». Горбачева ответ не удовлетворил. «Вы меня удивляете, – сказал он Мешкову. – Все, что на этот час собрано по Чернобылю, приводит к единственному выводу – реактор надо запретить. Он опасен. А вы защищаете честь мундира». «Нет, – возразил Мешков. – Я защищаю атомную энергетику». «А какие интересы выше? – не успокаивался Горбачев. – Мы должны ответить на этот вопрос. Этого требуют от нас миллионы людей у нас и за рубежом»[384].

Зачитав экспертное заключение о причинах аварии, Горбачев продолжил критику в адрес подчиненных Славского: «А Мешков все валит на эксплуатационников. Как же вы выглядите перед лицом такой беды! Если с вами согласиться, то что? Продолжать как было? Все, оказывается, неправы, один Мешков прав? Тогда лучше освободиться от Мешкова». Все понимали, что настоящим адресатом критики был Славский, который, как мог, защищал своего заместителя и себя самого. «Совершен рукотворный взрыв, – сказал он членам политбюро. – Реактор хороший, долговечный. Но что же они сделали?! Ведь взялся за эксперимент районный инженер, который не имел права это делать».

Курировавший Чернобыльскую АЭС заместитель министра энергетики Геннадий Шашарин по понятным причинам стремился переложить большую часть вины на создателей реактора. «Персонал не знал, что реактор может „разгонять энергию“, – заявил он. – Персонал виновен в аварии. Но масштаб аварии, согласен, – в физике реактора». Шашарин предложил прекратить работу всех советских реакторов типа РБМК, поскольку невозможно гарантировать их безопасность. Пойти на такую меру Горбачев был не готов. «Заявление Шашарина – закрыть блоки АЭС – несерьезно…» – сказал он. Исключая полный вывод РБМК из эксплуатации, Горбачев предположил, что можно сделать их более безопасными – например, соорудить над ними «колпаки». Он имел в виду бетонные герметичные оболочки, в обязательном порядке возводимые над всеми американскими реакторами. При этом Горбачев понимал, что это стоит чрезвычайно дорого и ляжет неподъемным грузом на советскую экономику. Видимо, именно поэтому он сразу же оговорился: «Говорят, что если б в Чернобыле был колпак, выброс был бы еще больше».

Виктор Долгих, секретарь ЦК КПСС, ответственный за атомную энергетику, тоже говорил о дальнейшей судьбе существующих реакторов типа РБМК. «Коренная реконструкция реактора делает его неэкономичным, – возразил он на предложение Анатолия Александрова модернизировать имеющиеся реакторы. – Грозит нам огромная потеря энергии. Ведь десять реакторов в СЭВе, десять – у нас. Они все устарели и опасны. Энергетические пропорции надо пересматривать». Ревнитель идеологической чистоты Егор Лигачев высказался за сокращение зависимости от атомной энергии. «Полностью надо изменить структуру атомной энергетики. Сейчас в самой структуре заложена безответственность. Искать альтернативные источники. Упор на газ!»

Участники заседания политбюро пришли к выводу о необходимости серьезно реформировать атомную промышленность в целом. Официально вина за аварию была возложена на персонал станции, тогда как проблему недостаточной безопасности РБМК, в полной мере ее осознавая, руководство страны решило не афишировать. Подводя итог состоявшемуся на политбюро обсуждению, Горбачев поставил перед коллегами задачи: «Постановление доработать. И в смысле оценок, и в разработке баланса: АЭС – газ – нефть, гидростанции, уголь… Правительству вернуться к энергетической программе до 2000 года. Подумать: не опаснее ли продолжать эксплуатацию АЭС, чем если мы их закроем». Все это не сулило ничего хорошего ни Славскому, ни его империи. Хуже того, многие считали его главным виновником Чернобыльской аварии.