В реакторном зале Дятлов увидел первую жертву аварии – оператора, обваренного паром из разорванных труб, – и приказал вести его в медпункт, куда должна была уже приехать скорая. Когда он вернулся в зал управления, Петр Паламарчук внес на руках инженера Владимира Шашенка, своего коллегу-наладчика. Во время теста тот наблюдал за приборами на отметке 24 метра и его также обварило водой и паром. Дятлов вспоминает: «Володя сидел в кресле и лишь незначительно перемещал глаза, ни крика, ни стона. Видимо, боль превысила все мыслимые границы и отключила сознание». Рогожкин (он как раз прибыл в зал управления) помог унести Шашенка в медпункт на носилках. Еще троих сотрудников, в момент взрыва находившихся в центральном зале реакторного цеха, пока что не нашли.
Тем временем Акимов выбивался из сил, стараясь обеспечить охлаждение реактора водой. Он считал, что активная зона стремительно перегревается. Внутренние телефоны молчали, поскольку при взрыве оборвались кабели, но вот на городские номера, как ни странно, можно было дозвониться. Акимов, набрав электриков, умолял снова подключить насосы, чтобы продолжить подачу воды. Электрики обещали сделать все возможное. Начальника вечерней смены Юрия Трегуба – тот так и не ушел с энергоблока – Акимов попросил открыть злополучные задвижки системы охлаждения реактора. Трегуб и еще один инженер, Сергей Газин, побежали вверх по лестнице на двадцать седьмую отметку. Наверху они почувствовали себя плохо («язык не глотает», как выразился Трегуб), но это было только начало беды. Как только Трегуб открыл рывком дверь помещения, где находились задвижки, его ошпарило. Из-за пара ничего нельзя было сделать – пришлось вернуться в зал управления. У Акимова екнуло сердце. Не подозревая о том, что реактор уже взорвался, он с ужасом думал, к чему может привести его перегрев[145]
.Стажеры Проскуряков и Кудрявцев, напрасно отряженные Дятловым опускать регулирующие стержни, явились в зал управления с очередной плохой новостью. Они хотели подъехать в реакторный зал на лифте, но шахта превратилась в груду развалин. Тогда они стали подниматься на отметку 36 метров по лестнице. Ступеньки завалило обломками, так что карабкаться приходилось с трудом. Из разорванных труб били струи воды и пара, горячим и влажным воздухом невозможно было дышать. До регулирующих стержней Проскуряков и Кудрявцев не дошли – слишком велики оказались разрушения в центральном зале и вокруг него. Но им удалось подойти к реактору настолько близко, что это стоило им жизни. Вернувшись в зал управления, стажеры отчитались Дятлову и Акимову. Начальники только укрепились в уверенности, что реакция в активной зоне продолжается, но без охлаждения. Дятлов понимал, чем это грозит, но старался об этом не думать.
Проскуряков наткнулся на Трегуба и сказал тому, что ядро реактора, наверно, расплавилось. Причиной, как он думал, послужили перегрев и возможная утечка диоксида урана из топливных сердечников. Трегуб согласился – парой минут раньше он вышел наружу и увидел «зловещий», как он выразился, свет. Он предположил, что расплавление перегретого ядра вызвало скачок температуры и раскалило двухсоттонную верхнюю плиту биологической защиты («Елену»). Инженеру не могло прийти в голову, что плиту сорвало и подбросило взрывом. Проскуряков нервно спросил: «А почему ж ничего не делается?» Трегуб поделился опасениями с Дятловым. «Пошли», – ответил тот. Они вышли по коридору на улицу. Потрясенный начальник смены воскликнул:
– Это Хиросима!
– Такое мне даже в страшном сне не снилось, – ответил Дятлов после долгого молчания.
В ту ночь Дятлов дважды ходил осматривать полуразрушенное здание снаружи: без двадцати два и в начале третьего. Он никак не мог понять, что же произошло. Предположение о взрыве деаэраторов он отбросил и представил себе картину аварии по-другому: непредвиденный разрыв технологических каналов привел к скачку давления воды и пара в контуре, которые и сорвали «Елену». Мощный выброс пара привел к многочисленным разрушениям, в атмосферу попали радиоактивные частицы, плита же упала на место и вновь закрыла активную зону[146]
.Заместитель главного инженера вернулся в зал управления. Он понимал, что распространение аварии за пределы четвертого энергоблока надо предотвратить. Следовало снизить частоту коротких замыканий – а заодно и вероятность пожара на третьем энергоблоке, – поэтому Дятлов велел Акимову и Александру Лелеченко отключать механизмы и разбирать электросхемы. Давлетбаев и его люди сливали масло из турбогенераторов и труб. Прибыл майор Телятников. Заместитель главного инженера сказал ему, что пожар на крыше машинного зала потушен и теперь надо уберечь от огня крышу третьего энергоблока. Затем он сам пошел туда, в зал управления третьего блока, и велел остановить реактор, пока было возможно.