Что еще осталось сделать? Дятлова осенило: держать в четвертом энергоблоке и вокруг него столько народу нет нужды. Он знал, что возросший уровень радиации представлял угрозу. Дозиметристы делали замеры сразу же после взрыва, но не совсем удачно. Их приборы показывали микрорентгены в секунду. «Рентген» – название единицы измерения гамма- и рентгеновского излучения (от имени физика Вильгельма Рёнтгена, который открыл последнее). Рентгены, миллирентгены и микрорентгены не давали представления о других видах излучения, то есть нейтронах, альфа- и бета-частицах, но позволяли оценить уровень опасности. В распоряжении Дятлова и его подчиненных был дозиметр, способный показать не более миллирентгена в секунду (то есть 3,6 рентгена в час). На одной стороне щита управления прибор показал 800 микрорентген в секунду, на другой – стрелка зашкалила. Дятлов предположил, что там уровень должен составить около пяти рентген в час. На случай аварии инструкция предусматривала для операторов максимум двадцать пять рентген. Таким образом, несколько часов на энергоблоке они продержатся – в конце концов, это авария.
Но если в зале управления уровень радиации был просто высоким, то за его пределами, видимо, чудовищным. Атомщики, которые рискнули выйти наружу на более-менее долгое время, испытывали слабость, кожа их темнела, головная боль обострялась – симптомы лучевой болезни. Требовалось как можно скорее удалить их от источника излучения. Дятлов начал высылать из зала лишних. В их число попали стажеры Кудрявцев и Проскуряков, а также Топтунов и Киршенбаум – инженеры из смены Акимова, которым Дятлов велел перейти на третий энергоблок. Чтобы удержать распространение загрязненного воздуха, он приказал включить всю вентиляцию в машинном зале третьего, а на четвертом – выключить. Казалось бы, удачная мысль. На самом деле воздух снаружи был намного более радиоактивным, чем внутри четвертого энергоблока, и Дятлов таким образом увеличил его приток.
Из троих операторов, которые исчезли сразу после взрыва, одного так и не нашли. Пропал Валерий Ходемчук из смены Акимова – оператор главного циркуляционного насоса. Помещение, где он работал (на двенадцатой отметке), теперь лежало в руинах. Дятлов взял с собой Валерия Перевозченко и еще двух человек и отправился на поиски. У входа в зал провалились перекрытия, пройти внутрь было невозможно. Сверху из разорванных труб потоком лилась вода. Перевозченко, начальник смены реакторного цеха, полез наверх – в комнату операторов ГЦН. Дверь придавило упавшим краном, поэтому оставалось только кричать. На крик никто не ответил. Радиоактивный душ, который принял Перевозченко, стоил ему жизни.
Тогда уже и Дятлов почувствовал упадок сил – «полную апатию». Время от времени неудержимо тянуло на рвоту. Позднее врачи установят, что он получил дозу радиации во много раз выше допустимой в случае аварии. При столь острой лучевой болезни люди редко живут дольше двух месяцев. В любом случае, на реактор пора было махнуть рукой. В мемуарах Дятлов упрекает себя за то, что не сказал никому (даже Акимову) о тщетности охлаждения. Он видел, что спасать реактор поздно… но молчал. «Считал Сашу Акимова грамотным инженером», – поясняет Дятлов. Акимов отказывался признать, что реактор поврежден и закачивать воду незачем. Однако, по словам некоторых свидетелей, он продолжал подачу воды именно по приказу начальника. Возможно, Дятлов и сам не понимал точно, что делает. Рассудок подсказывал, что вода уже бесполезна, но ничего другого в голову не приходило. Так хотя бы создавалась иллюзия того, что они спасают положение. Как раз тогда, когда Дятлов понял, что делать ему на энергоблоке уже нечего, позвонил Брюханов и вызвал его к себе в бункер (штаб гражданской обороны). Туда заместитель главного инженера и направился около четырех утра. Акимов же оставался на месте, даже когда ему на смену пришел Владимир Бабичев[147]
.«В чем дело?» – спросил в лоб директор. Дятлов развел руками. Находившемуся там же Сергею Парашину, секретарю парткома АЭС (ему тогда не было и сорока), Дятлов сказал: «Не знаю, ничего не понимаю». И объяснил, что перед взрывом наблюдались резкий скачок мощности и «какая-то неправильная реакция» регулирующих стержней. Он отдал директору диаграммные ленты – записанные показатели мощности реактора и давления воды в контуре. Брюханов их взял, но разговор продолжать не стал. Заместитель главного инженера чувствовал себя скверно, выглядел не лучше. Его резко потянуло на рвоту. Дятлов выбежал из бункера, и скорая увезла его в больницу[148]
.