Чернобыль: История ядерной катастрофы

Первой реакцией Горбачева было недоумение: как такое вообще возможно? «Ведь ученые всегда заверяли нас, руководителей страны, что реактор абсолютно безопасен, – вспоминал он. – Академик Александров говорил, например, что РБМК можно ставить хоть на Красную площадь, так как опасности от него не больше, чем от самовара». Ранний звонок озадачил и, возможно, даже рассердил генерального секретаря, но особого беспокойства у него не вызвал. «В первые часы и даже в первые сутки после аварии не было понимания того, что реактор взорвался и что произошел гигантский ядерный выброс в атмосферу», – позже рассказывал Горбачев. Не посчитав нужным будить в такую рань других членов советского руководства и созывать в выходной день экстренное заседание политбюро, он тем не менее дал указание создать правительственную комиссию по расследованию причин аварии и устранению ее последствий. Так было принято поступать в случае любой крупной аварии, а чернобыльская с самого начала несла в себе опасность ядерного или теплового взрыва, радиоактивного заражения и пожара[165].

Глава советского правительства Николай Рыжков вспоминал, что в то утро он тоже особо не волновался. Сын донбасского шахтера, он всю жизнь проработал на руководящих должностях в советской машиностроительной промышленности и давно привык к авариям, вызванным неисправностью техники и инженерными просчетами. «Ну что там могло случиться? – думал он тем утром. – Вы знаете, что на любой станции – атомной, паровой, угольной или газовой – обязательно есть турбина, колесо с лопатками всевозможными. Бывало, что у нас разносило, допустим, колесо. Где-нибудь был дефект. Крышу пробивало иногда, выносило кусок турбины прямо на крышу». Трагедии из этого, по словам Рыжкова, никто не делал – просто «меняли оборудование и продолжали жить». В большой стране аварии случались часто, и чернобыльская казалась просто еще одной в длинной череде[166].

О том, что на сей раз произошло нечто гораздо более серьезное, Рыжков начал догадываться только после утреннего разговора с министром энергетики и электрификации Анатолием Майорцем, в чьем ведении находилась Чернобыльская электростанция. Очевидно, что разрушения не ограничивались крышей, которую проломило сорванной турбиной, и что для возобновления работы станции понадобится как минимум заменить массу оборудования. Делиться с начальством дурными известиями – последнее, чего хотелось Майорцу, и года не проведшему в должности министра. На XXVII съезде КПСС он обязался в следующей пятилетке построить в два с половиной раза больше атомных реакторов и предложил новаторский способ сократить время возведения атомных электростанций: начинать строительство, не дожидаясь окончания проектировочных работ. Во главе министерства Майорец обеспечил рост производства электроэнергии, добившись при этом относительной стабилизации советской энергосистемы, в работе которой прежде происходили разного рода перебои. И надо же теперь случиться такому.

Известие об аварии застало Майорца врасплох. Уже в пять утра прибыв на рабочее место, он попытался разобраться, что же на самом деле происходит в далекой Припяти. К счастью, радиация на станции оставалась в пределах нормы и жертв было не слишком много. Но при этом авария грозила нарушить производственные планы и дестабилизировать функционирование энергосетей. Чтобы ни плановые показатели, ни репутация министра не пострадали, необходимо было как можно скорее восстановить нормальную работу АЭС. В таком относительно оптимистичном ключе и было выдержано донесение, направленное Министерством энергетики в ЦК КПСС.

Подписал донесение первый заместитель Майорца Алексей Макухин, прежде, в годы строительства Чернобыльской АЭС, занимавший пост министра энергетики и электрификации Украины. В основу документа легли сведения, полученные от Виктора Брюханова. Он информировал партийное начальство о том, что в 1:21 на четвертом энергоблоке произошел взрыв, разрушивший крышу и часть стен. В результате взрыва возник пожар, который потушили к 3:30.

Двадцать пять пожарных и девять человек эксплуатационного персонала госпитализированы, однако, по мнению врачей, ни принятия специальных мер по защите работников станции, ни эвакуации населения Припяти не требуется. Персонал производит расхолаживание активной зоны реактора, а министерство изучает причины и последствия случившегося. В целом ситуация находится под контролем[167].