Чернобыль. История катастрофы

Когда Василию Игнатенко сказали, что лучшим кандидатом на донорство является его младшая сестра Наталья, он отказался дать разрешение врачам на процедуру[1027]. «Я не приму костный мозг от Наташи! – сказал он. – Лучше умру!» Даже когда жена объяснила, что никакого вреда в долговременной перспективе Наталья не потерпит, Игнатенко сопротивлялся. В итоге донором стала его старшая сестра Люда.

К концу первой недели заведующий отделением гематологии больницы № 6 Александр Баранов провел три трансплантации костного мозга наиболее пострадавшим пациентам, включая Топтунова и Акимова[1028]. Но еще три пациента были облучены настолько, что в их телах не осталось лейкоцитов для типирования[1029]. Советские врачи попробовали применить новую экспериментальную технологию пересадки, используя клетки печени мертворожденных или абортированных эмбрионов. Это лечение имело еще меньше шансов, чем пересадка костного мозга, но врачи Гуськовой знали: это все, что они могут сделать, этим пациентам уже нельзя было помочь[1030].

К тому времени недостатки биологической дозиметрии стали очевидными[1031]. Первичные расчеты Гуськовой говорили, что некоторые люди получили лишь небольшие дозы радиации – меньше, чем онкологические больные получают при стандартной лучевой терапии. Однако традиционный анализ показывал только воздействие гамма-излучения на костный мозг, не учитывая ущерб, нанесенный внутренним облучением при вдыхании радиоактивного дыма, пыли или проглатывания радиоактивных частиц[1032]. Когда видимые следы бета-ожогов медленно стали проявляться на коже пострадавших, врачи были поражены их размерами и тяжестью[1033]. В пятницу 2 мая доктор Баранов предполагал, что десять его пациентов не выйдут из больницы № 6 живыми[1034]. Пройдет немного времени, и он увеличит это число до 37.

При этом пациенты и их близкие питали большие надежды на ожидающийся приезд американского врача: они слышали о его опыте и спасительных заграничных лекарствах, которые он везет[1035].

Вечером в пятницу Роберт Гейл заселился в номер гостиницы «Советская», а уже ранним утром, натянув фуфайку с надписью «USA», он отправился на восьмимильную пробежку по улицам Москвы[1036]. После этого на завтраке в гостинице Гейл встретился с Александром Барановым. Сухопарый и лысый Баранов был пионером советской хирургии, сделавшим первую пересадку костного мозга в СССР, но сейчас у него был изможденный вид человека, который видел, как многие из его пациентов умирают в мучениях. Он курил не переставая, сворачивая пепельницы из листков бумаги, тушил в них окурки и выбрасывал в ведро. После завтрака они поехали в больницу, где Баранов познакомил Гейла с Ангелиной Гуськовой[1037]. Она любезно его приветствовала, но была разочарована, что мальчишеского вида американский хирург приехал с одним небольшим саквояжем, а не с дорогостоящим западным оборудованием, как она ожидала. Баранов повел Гейла на осмотр пациентов на восьмом этаже[1038].

Там располагалось стерильное отделение, где пациенты восстанавливались после трансплантаций[1039]. Пока пересаженные клетки костного мозга приживались, чтобы начать производство клеток крови, – процесс, который мог занять от двух недель до месяца, – иммунная система пациентов практически не действовала, оставляя их беззащитными перед кровотечениями, небольшими инфекциями и даже перед атаками со стороны условно-патогенных бактерий в их кишечнике. Любое из этих событий могло стать смертельным.

Гейл увидел четырех пациентов, изолированных в «островах жизни» – пластиковых пузырях. Эти устройства должны были обеспечить критическую линию обороны в битве за жизнь пациентов, пока не приживутся пересаженные клетки костного мозга. Пациенты дышали воздухом, который либо фильтровался, либо проходил через трубку, стерилизующуюся ультрафиолетовым светом. Чтобы дополнительно изолировать их от инфекции, прикасаться к ним могли только сотрудники в стерильной одежде или через вделанные в пластик перчатки. «Островов жизни» было меньше, чем требовалось, и их использование нормировалось. Гейл никогда до этого не видел бета-ожог, на его взгляд, четверо осмотренных пациентов были больны, но не очень тревожно. Он принял участие в первой процедуре пересадки, ассистируя Баранову в заборе костного мозга у донора.

После того как ему был пересажен костный мозг его сестры, Василия Игнатенко перевели на восьмой этаж и поместили в «остров жизни». Персонал пытался выставить из палаты его жену, но Людмила все же проникла внутрь и смачивала ему губы через пузырь. Теперь не медсестры, а солдаты в резиновых перчатках делали Василию уколы и утилизировали кровь и плазму[1040]. Никто больше не хотел заходить в палату – Людмила думала, что из-за боязни заражения. Некоторые медики, особенно молодые, испытывали иррациональный страх, считая, что лучевая болезнь заразна, как чума[1041].