Черное и белое (СИ)

— И посторонних в дом не впускай, — добавляю я, имея в виду Марину, которая отчаянно мне не нравится. — Даже под видом друзей. Вообще никого. Ребята вы завтра с Натальей.

Меня усаживают на заднее сиденье чёрной «Волги», придерживая за голову, чтобы я её ненароком не отбил и зажимают с двух сторон крепкими туловищами. А потом везут по красивому ночному городу. Конечно, улицы не утопают в огнях, как в будущем, не светятся многочисленные рекламные вывески, да и стоп-сигналов, как и встречных фар, значительно меньше. Но в этой сдержанности красоты не меньше, а достоинства даже больше.

Едем мы ни долго, ни коротко и подъезжаем к большому жёлтому дому, пытающемуся скрыть свои тошнотворные телеса за прозрачными зимними деревьями и высоким забором, украшенным драгоценным блеском проволоки. Лефортово.

Ворота, высадка, длинные коридоры с истёртыми крашенными в коричневый цвет бетонными полами, массивный деревянный стол, словно для дежурной в гостинице, вытоптанные, но ковровые (ковровые, Карл!) дорожки. Личные вещи. По средневековому огромная связка ключей. Лязг, глухие шаги. Камера с двумя кроватями, пардон, шконками без матрасов. Вместо сетки — широкие металлические полосы. Уныло-аскетичная обстановка. Спокойной ночи.

Кто? Кухарь.

Основания? Да какая разница!

Укладываюсь на холодный металл и закрываю глаза. Главное, не задавать лишних вопросов, не загонять себя в нору несуществующих в данный момент ответов, а просто закрыть глаза и постараться уснуть. Силы могут пригодиться.

Я засыпаю, хоть и не сразу. Разум разумом, а сердце — это отдельный институт, и ему, как известно, не прикажешь. Глубоко дышу, пытаясь впасть в анабиоз, но оно с каждым ударом посылает волну кровушки по жилам, и заряд дурацких мыслей в мозг.

Наконец организм побеждает душевное смятение и погружается в поверхностный и неглубокий, но всё-таки сон. Правда, ненадолго. Только мрачная действительность сливается с чернотой сна, как раздаётся лязг металла. Ключи, замок, дверь.

Кто-то заходит, и дверь с грохотом закрывается, как в страшной сказке. Открываю глаза. Ба, кто нашу бабушку зарезал… Стоит, с виду скромный, улыбается. Поварёнок, естественно. И не спится же ему.

— Вот, — разводит он руками. — Решил зайти, а то, думаю, вдруг не успеем поговорить. Там уже шухер поднялся. Кто, что, зачем, почему. Знаешь, все эти дурацкие детские вопросики. Злобин твой неистовствует, того и гляди освобождать тебя примчится.

Барсук, мля. Понял, на какое он животное становится похожим, когда говорит. На барсука.

— Пётр Николаевич, это вы что ли мне спать не даёте? Как говорится, кто потревожил сон артиста, а? Отзовись из мрака…

— Тоже мне, деревенский детектив выискался, — усмехается он. — Анискин доморощенный.

А в глаза не смотрит, рожа энкавэдэшная.

— От чего тебя и надо освободить, — продолжает Кухарчук, — вернее, от кого, так это от него же самого, от Злобина.

Я сажусь на своём железном ложе, а барсук садится на стул. Смотри-ка, он ещё и со стулом пришёл. Рыболов-любитель.

— Так хорошо же, что освобождать придёт, — потягиваюсь я. — Или вы хотите, чтобы я максимум впечатлений получил от этой удивительной экскурсии?

— Хочу. Я много, чего хочу. Ладно. Помолчи сейчас и послушай. Это у нас такое рандеву с тобой, романтическое свидание. Ты ж поди в Лефортово-то и не был ещё ни разу? Считай, это для убедительности. Шутка юмора.

Он расплывается в улыбке. Хотя, может, и не барсук, а хорёк.

— Я оценил. Ржал, чуть не описался.

— Да, с этим у нас просто. С почками так поработают, что не просто писаться будешь, а ещё и красненьким, причём до конца дней. Ну, хорошо. Значит, дело вот какое. Есть три животрепещущих вопроса. Всего три, но ответить надо на каждый. Число сакральное, сам видишь. Три. Первый вопрос — это лилия. Это просто, да? Отдаёшь её или хотя бы сообщаешь, где она находится.

Где находится, там тебе её не светит найти.

— Второй вопрос тоже простой, хотя тебе может показаться, что это не так. Но, на самом деле, проще некуда. Смотри, я знаю, что ты использовал силы своего «Факела», чтобы провернуть ту хрень, которую ты провернул. Даже уже знаю, где именно всё это было. Признаю, эффектно получилось. И мясника такого подобрали, и форму нашли, прям натурально. Хороший типаж. Настоящий палач, по призванию, это прям чувствуется, я таких знаю. В Афгане наверное во вкус вошёл, да? Личные дела твоих бойцов я, конечно, проверил, но его не нашёл пока. Я так понимаю, у тебя там не все официально трудоустроены. Мне пофигу, что хотите то и делайте, хоть в жопу друг дружку жарьте, вообще не беспокоит. Главное, ты мне этого палача отдай. Мы с ним не закончили ещё. Он ход сделал, теперь я сделать хочу. И сделаю, ты уж поверь.

Опять улыбается и встречается-таки со мной взглядом. Ненадолго, на мгновение всего. Но и мгновенья хватает, чтобы понять, глаза у него мёртвые, ледяные. Будто не человек это, а труп ходячий. Вампир.