Черное и белое (СИ)

— Ну, а третий вопрос, он… как бы это сказать… философский, что ли. Ты философию любишь? Это ещё не вопрос. А вопрос вот какой. Зачем тебе Злобин? Он слабый. Ненадёжный. А вот я — совсем другое дело. Если ты не кретин, то ты это поймёшь, может быть даже уже понял. Злобин тебя не защитит. Он всё ваше дело просрёт. Удивительно, что его на место зама взяли, но это ненадолго, поверь. Поэтому перспектива вырисовывается следующая. Сдаёшь Злобина и переходишь под моё начало. Нуждаться ни в чём не будешь.

— По вашему соображению? — уточняю я.

— Что? — хмурится он, глядя чуть правее меня.

— Не буду ни в чём нуждаться в рамках вашего разумения?

— Естественно, — пожимает он плечами.

— Понятно.

— Отлично. Если понятно, очень хорошо. Тогда, может быть, ты хочешь прямо сейчас дать мне вразумительные ответы?

— Нет, — качаю я головой.

— Не хочешь?

— Не могу просто. Не готов. Надо подумать. Как это… принять ва-а-анну, выпить чашечку кофэ.

— Ну, что же, будет тебе и ванна, и какава с чаем, — улыбается барсук Кухарь. — Всё предусмотрено.

Он подходит к двери и костяшками пальцев стучит в ритме спартаковской считалочки. Тук-тук тук-тук-тук тук-тук-тук-тук тук-тук. Дверь со стоном раскрывается, и в неё входят три жеребца, три кентавра с весьма выразительными физиономиями.

Двое из них подхватывают меня, как пушинку под руки, а третий рукой-молотом бьёт в солнечное сплетение. Горячо, больно, удушливо. Прям рекламный слоган. Поварёнок сочувственно кивает.

Чувствую себя рыбой, вытащенной на берег.

— Неприятно, — вздыхает он. — Понимаю, Брагин, очень хорошо понимаю, но только ты сам можешь вытащить себя из этой передряги. Крайне неприятно. Не останавливайтесь, не останавливайтесь, ребятки, пока Злобины не набежали. Время дорого.

Бац, бац, прилетают ещё два удара. У-у-х! Давненько я так не взбадривался. Вот же вы уроды.

— Хватит ему ливер взбалтывать, — усмехается хорёк. — Несите водичку. Переходим к водным процедурам. Я тут недавно познакомился с одной чудесной методикой, ищу автора, кстати. Так вот, мозги прочищаются и желание говорить появляется, просто чудо. Сейчас сам поймёшь.

Тварь… Ну ладно. Покуражься, пока имеешь возможность. Это, по-любому, ненадолго. Я тебя размажу. Катком по тебе проеду, а потом сверну в трубочку и пошинкую на мелкую соломку. Мелкую-мелкую. А вот радость я тебе точно не доставлю, умолять и пощады просить не буду. И орать не буду, не дождёшься, хорёк. Лучше сдохну, мразь. А если не сдохну, клянусь, ты пожалеешь. Горько пожалеешь. Правда, учить таких, как ты бесполезно. Поэтому, не обессудь, ты сейчас себе приговор подписал, гильотину, стул электрический и смертельную инъекцию. Три в одном, мудила.

Разозлился я, ага. Но это ничего. Я когда злой, я вперёд несусь. Завожусь и лечу как баллистическая ракета и ядрёная бомба, нах. Доигрался ты, дебил. Теперь тебе остаётся только одно — убить меня, потому что в любом другом случае тебе пи**а!

— Ну что, — щерится он, низко наклоняясь надо мной. — Мы нашли взаимопонимание? Брагин? Алё, ты раньше времени не отключайся, у нас же ещё водные процедуры впереди. Это знаешь, как весело?

Тут ты просчитался, дружочек…

Вот тебе, барсучина! Я запрокидываю голову, размахиваясь, и с яростным звериным хрипом, первобытным и древним, как сама жизнь, со всего маху врубаю ему лбом в сморщенный барсучий нос. Херак! Как неандерталец, как пещерный человечище, как Зинедин Зидан. Хрясь!!!

Раздаётся хруст. Какая сладкая музыка! Гори в аду! Не ждал, сучара?! И ещё ногой, сука, в брюхо, по яйцам, по морде, куда придётся, отсоси, чмо! Я, когда злой, я дурак, бля, на всю голову, отбитый. Я так-то контуженный, а ты меня разозлил, как с прошлой жизни меня никто не злил ещё. Война, нах! Война — это не шутка, тварь!

Вот бы справить мне костюм себе из Сталина,

Из мистического тела, твёрже стали-на!

Сапоги и галифе, хоть и без кителя.

Вашу конченую свору истребить всю, бля…

Он воет как девчонка. А его кентавры варежки разевают. Охреневают от такого захватывающего шоу. Не видели? И не увидите больше. Опомнившись, они начинают меня гасить. По-чёрному. Херачат не разбирая и, мне кажется, несколько раз хорошенько отоваривают друг друга, впрочем, хрен его знает, мне не до этого, группируюсь, закрываюсь и всё такое. Убьют, суки.

Но нет, не успевают. Громыхает дверь!

— Отставить! Кухарчук, сука! Ко мне! Это что такое! Вы двое — на*уй!

Красава, не Сталин, конечно, но тоже ничего. Злобин является в сиянии полковничьего мундира. Где твоя знаменитая улыбка? Яростный, гневный оскал! Оружие возмездия, карающая длань, каменный топор!

— Товарищ полковник!

— Вы двое, вон! А ты у меня партбилет выложишь! Враг народа! К стенке пойдёшь! Под трибунал! Под шпицрутены!!! Смирно, блядь!!! Ты на кого работаешь?!

— Да вы посмотрите…

— Молчать!!! Рапорт к семи утра!!! В десять к председателю на ковёр!

Рычит, как лев. Разошёлся. Спасибо, что приехал, а то эти людоеды живьём бы сожрали.