Черное и серебро

Если бы однажды нашу с Норой мебель выставили на аукцион, если бы ее обнаружили под пеплом после извержения вулкана, на ней не осталось бы или почти не осталось наших следов – разве что каракули Эмануэле, напоминающие наскальную живопись того времени, когда он, вооружившись фломастерами, пытался разрисовать весь дом. Археологи будущего не нашли бы ни одной фотографии: все наши немногочисленные фотографии хранятся на жестком диске компьютера, но, когда его обнаружат, он задолго до этого выйдет из строя. У нас с Норой странная тяга к иконоборчеству: мы ничего не храним, не пишем друг другу письма или записки (разве что списки того, что купить в супермаркете), в путешествиях мы не покупаем сувениры – по большей части безвкусные и одинаковые во всех странах света, а с тех пор, как у нас в квартире побывали воры, мы не храним золото и украшения – у нас их просто нет. Прожитое нами время мы доверяем крепкой памяти – нашей собственной и кремниевой памяти материнской платы. Нет, мы с Норой тоже не думаем о будущем. У нас даже нет свадебного альбома, ты представляешь? А ведь однажды, когда день свадьбы останется в далеком прошлом, нам наверняка захочется пережить его снова, хотя бы с помощью фотографий.

Археологи, которые придут и откопают наш дом из-под пепла, обнаружат лишь металлические детали твоей необыкновенной мебели и далеко не сразу восстановят ее облик, они найдут несколько полезных предметов, но не увидят никаких украшений, даже в комнате Эмануэле, в которой год от года все меньше игрушек и красок, потому что все, что ему дорого, теперь вмещается в схему портативной консоли. Остается лишь гадать, что́ может рассказать этим археологам о том, как в этих комнатах жила молодая пара, а потом семья, когда все вместе они были счастливы, по крайней мере, долгое время.

А если вдруг в результате длительного процесса окаменения сохранится какой-нибудь обрывок газеты из тех бумаг, которые мы складываем и от которых мы не успеем избавиться, то археологи, просмотрев названия статей, как я просмотрел названия вырезок в буфете синьоры А., наверняка решат, что мы жили в новое Средневековье, на очередном рубеже тысячелетий – в мрачное и скупое на обещания время. Хотя может быть иначе: может, наше время кажется тяжелым и неспокойным для нас, так же как для Ренато казалось тяжелым и неспокойным его время: мы все легко поддаемся внушению, всякая эпоха содержит в себе пугающее обещание катастрофы.

Бейрут

Без нее мне не хочется праздновать, – признается Нора накануне первого Рождества, когда Бабетты не будет рядом. То ли синьора А. решила провести сочельник с кузинами (она всегда описывала их как женщин завистливых и коварных и, несмотря на одиночество, не подпускала близко, но рак ослабил и ее семейный иммунитет, который она укрепляла полвека), то ли не ожидала, что мы и на этот раз ее пригласим. Возможно, она рассудила так: я больше у них не работаю, с какой стати они меня позовут? Когда я позвонил и сказал, что мы, как всегда, ее ждем, она как будто растерялась, почти рассердилась:

– Господи, да я вовсе не собираюсь садиться за стол! Смотреть на всю эту еду. Теперь я вам не компания.

Я предложил ей заехать к нам до или после ужина, на голодный желудок или сытой, – мы все равно будем рады.

– Забудьте обо мне, – поставила она точку, – празднуйте себе спокойно.

Вот только мы с Норой отнюдь не спокойны. Без синьоры А. список гостей, которых мы собираемся пригласить на ужин в сочельник, выглядит пугающе, как никогда: мы трое, мама Норы, ее второй муж Антонио (страстный любитель порассуждать об экономическом кризисе и задиристый блогер, несмотря на неподобающий для блогера возраст), а также его дочь Марилена, с которой Нора никогда не находила общего языка – возможно, из-за десятилетней разницы в возрасте, а, может, как ехидно утверждает Нора, любить новых детей твоих родителей – значит идти против природы, привязываться к кому-то по команде. Всякий раз с приближением Рождества развод Нориных родителей повисает в небе грозовой тучей, а накопившийся в воздухе электрический заряд проникает в Нору, и она то и дело бьет током в десять тысяч вольт всякого, кто попадется – Эмануэле, а чаще – меня. Никого не обидеть – родственников с моей стороны, ее старых и новоприобретенных родственников – и, одновременно, предотвратить нежелательные встречи – игра, которой мы так и не овладели.