Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума

Сразу и начали. Как водится, наиболее активно в дискуссии участвовали люди, мало понимающие в предмете обсуждения, в данном случае – женщины. Советы и планы, один другого фантастичнее, сыпались как из рога изобилия. Извиняло женщин лишь то, что таким образом они спасались от утомившего даже их обмусоливания морально-этических вопросов. Впрочем, ничего конструктивного в ходе дискуссии не родилось.

– Так я займусь этим? – спросил Ульяшин, когда все притомились.

– Очень хорошая идея! Конечно, займитесь! Это чрезвычайно важно! – донеслось со всех сторон вместе с выдохами облегчения.

А Ульяшин уходил окрылённый – ему поручили важнейший участок работы! Пусть его друзья возражают против каждого из этих слов по отдельности и против всей формулировки в целом! Не в словах суть. Да и что слова?! Слова – песок, струятся, уносятся ветром, где-то что-то обнажают, где-то прикрывают. Ненадежная материя! Ничего на ней и из неё не выстроишь, обязательно надо что-нибудь добавить. Лучше всего – цемент дел. Можно и кровь. Тоже какое-то время простоит.

Глава 3. Без семьи

Мы снова в Куйбышеве, в гостиной квартиры Буклиевых. То же кресло, Анна Ивановна в тёмном платье, заметно подросшая золотоволосая девочка неприкаянно ходит вокруг. Начало марта, на улице ещё темно, девочка не выспалась и немного капризничает. Но Анна Ивановна как не слышит её, лишь когда девочка прижимается к ней, она чуть поднимает руку и автоматически гладит внучку по голове. Не похожа на себя Анна Ивановна, сгорбившаяся, расплывшаяся, как будто вдавленная в кресло тяжелым грузом, и только покрасневшие заплаканные глаза выделяются на матово-сером лице.

В комнату вошёл Николай Григорьевич, несмотря на раннее утро одетый в выходной костюм, то ли ходил куда, то ли только собирается. Выглядит он не лучше, только глаза не заплаканные, а с огромными набрякшими мешками.

– Надо Олегу дать телеграмму, – безжизненным голосом сказала Анна Ивановна, даже не повернув головы.

– Сейчас схожу.

– Я сама.

– Куда ты в таком состоянии.

– Ты уже сегодня набегался. Отдохни. Свалишься. А нам надо держаться.

Анна Ивановна упёрлась руками в подлокотники кресла и тяжело поднялась.

– Помоги, Аннушка, боты зашнуровать, – и уже в коридоре, – если дедушке станет плохо, накапай ему капелек, они у него на столе стоят.

Скорбная весть двинулась в далёкую Москву. Сначала её несла Анна Ивановна, с трудом передвигая ноги по скользким, подмёрзшим за ночь тротуарам, потом она стекла иззубренными буквами на телеграфный бланк, пропульсировала по проводам и выползла печатными буквами на узкой полосе бумаги, равнодушные руки подхватили её и понесли адресату, Олегу Буклиеву, в общежитие. На всё это ушло почти четыре часа. У нас ещё есть время рассказать о житье-бытье нашего героя и, сделав вид, что нам ничего не известно, даже немного пошутить. А почему и нет, ведь Олег ещё в той, прежней, весёлой студенческой жизни.

* * *

Университетские общежития для студентов младших курсов – Филиал Дома Студента или попросту ФДС – располагались совсем рядом с Университетом, на Ломоносовском проспекте. Семь пятиэтажных корпусов – близнецы «хрущоб», только без балкончиков и с одним входом вместо стандартных четырёх. Эти корпуса вкупе с несколькими «точками» в близлежащих домах образовывали замкнутый мир, из которого многие студенты выбирались только на занятия. Да и много ли студенту надо?! Вот почта, важнейшее место, сюда раз в месяц приходят переводы от родителей, обычно рублей в 20-25, но при сорокарублёвой стипендии и это – большое подспорье. С почты обычно сразу шли, нет, бежали в «Балатон», специализированный венгерский магазин. Был он заметно меньше и беднее своих собратьев, «Лейпцига», «Праги», «Софии», но оно и хорошо, народу меньше. Зато в «Балатоне» широкий выбор венгерских вин, приятно с перевода или стипендии побаловать себя токайским! Закуска, конечно, не под токайское – фаршированный перец да маринованные огурчики-помидорчики, но тоже неплохо, стол украшают. Собственно, больше в «Балатоне» ничего и не брали, разве что зубную пасту, мыло и шампунь, обязательно «Мелинду», большой пластиковый флакон с розовой вязкой жидкостью, очень ценимую студентами не только за экономичность, но и за неведомое в их недавнем провинциальном прошлом качество мытья, пушистость волос и приятный медленно выветривающийся аромат.