Черное море

Однако, к моему удивлению, новое абхазское правительство, как и его сторонники, совсем не выказывает подобных настроений. Они признают многообразие Абхазии и не намерены навязывать населяющим ее народам какую‑то единую культуру. Прикладываются непрерывные усилия по спасению и реорганизации преподавания и бытования абхазской культуры, в первую очередь музыки и танца. Однако члены правительства в Сухуми настаивают, что греческая, армянская “и даже грузинская” культуры будут развиваться также: “Мы не возлагаем вину на весь грузинский народ и ценим его традиции”. Абхазскому языку не будут отдавать никакого особого преимущества. Он будет одним из двух официальных языков наряду с русским (на котором говорят в стране практически все). Однако довоенное соотношение языков преподавания в школах следует восстановить, насколько это возможно, принимая во внимание, что беженцы и изгнанники возвращаются (раньше было сто школ, где обучение велось по‑абхазски, в семидесяти преподавали по‑русски, и в ста пятидесяти – по‑грузински). Все неабхазские школы продолжат изучать этот язык, как и до войны, но на них не будет оказано никакого давления, чтобы они выделили ему преобладающее место в учебном плане.

У подобной сдержанности несколько источников. Один из них – здравый смысл. Благосостояние Абхазии зависело от пляжного туризма из России и Грузии и от ненасытного спроса России и Украины на абхазские фрукты и овощи. Даже если бы использовали сочетание государственного террора и изоляционизма, чтобы загнать страну в рамки единой абхазской культуры, это бы окончилось разорением. Но национализм может быть невосприимчив к здравому смыслу, и более важная причина терпимости – личное происхождение нового руководства.

Оно состоит из развитых, профессиональных мужчин и женщин, многие из которых получили образование в Москве и Ленинграде. Некоторые занимали руководящие должности в старой Коммунистической партии. Порядочное их количество плохо говорит по‑абхазски или вовсе не знает этого языка, о чем они сожалеют, но не воспринимают это как ущербность. В конце концов, успокаивают они себя, даже Фазиль Искандер пишет по‑русски.

Они не крестьяне, хотя у многих в деревне есть родня. Не являются они и представителями низших сословий, пришедшими к власти как офицеры повстанческой армии – тем элементом, который так часто свергал первое, более светское поколение освободителей (такие люди, как Бен Белла в Алжире, например) и ввергал страну в преклонение перед крестьянством и религиозный фундаментализм. Такие люди, обозленные и сбитые с толку, есть и в Абхазии в этот послевоенный период, но в настоящее время они не способны бросить вызов городским интеллектуалам, находящимся у власти. Последние же, со своей смешанной культурной наследственностью, считают абхазом всякого, кто просто живет а Абхазии и лоялен ей: ничего более этнического или исключительного. Это истинно черноморское решение достойно Спартокидов, правивших Боспорским царством и всеми его народами две тысячи лет назад.

Нателла Акаба сказала мне: “Мы не должны превратиться в консервативную сельскую общину. Должен быть баланс между прошлым и будущим, деревней и городом. Некоторые грузинские ученые хотели, чтобы абхазы превратились в подобие аборигенов, живущих в резервации, и этого нельзя допустить.

Некоторое время мы сможем выживать таким образом. Возможно, если мы продержимся, мир переменит свое мнение о нас. В начале XXI века необходимы перемены в политическом мировосприятии, иначе все погибнут в этих маленьких локальных войнах. Я не думаю, чтобы целью осетин, или абхазов, или населения Карабаха была собственная изоляция от мира. Мы хотим войти в мировое сообщество, сохраняя при этом свою идентичность. Может быть, когда‑нибудь это желание встретит понимание”.

Глава одиннадцатая

Скажи: зачем он проедается здесь? Что ему тут нужно?

– Он морскую фауну изучает.

– Нет. Нет, брат, нет! – вздохнул Лаевский. – Мне на пароходе один проезжий ученый рассказывал, что Черное море бедно фауной и что на глубине его, благодаря изобилию сероводорода, невозможна органическая жизнь. Все серьезные зоологи работают на биологических станциях в Неаполе или Villefranche. Но фон Корен самостоятелен и упрям: он работает на Черном море, потому что никто здесь не работает.

А. П. Чехов Дуэль

В конечном счете, это счастливый мир. Воздух, земля, вода кишат радостной жизнью.

Уильям Пейли Естественная теология