После смерти Бальзака Каролина некоторое время составляла компанию своей овдовевшей сестре, которая столкнулась с необходимостью уплатить долги Бальзака, за которые пришлось продать ее украинское имение, и договариваться о новых изданиях его сочинений. Ужасная семья Бальзака, несмотря на терпение и доброту Эвы, пустила слух, что она авантюристка и распутница, которая вышла замуж за Оноре только ради его денег. Они ненавидели и Каролину, в основном за то, что та говорила со своей сестрой по‑польски, играя с ними в вист. Каролина пережила их всех. Но если она когда‑нибудь еще и виделась с Мицкевичем, об этом не осталось достоверных свидетельств.
Турецкий полицейский в коричневом мундире протягивает поднос, покрытый польским вышитом платком, на котором лежат ножницы. Господин Ястржембский, префект Варшавской губернии, выступает вперед и делает церемониальный разрез. Покрывало падает с мемориальной доски, и небольшая толпа турецких и польских высокопоставленных лиц аплодирует. Затем они подходят, чтобы рассмотреть надпись.
“Здесь, в польской деревне, прежде известной как Адамполь, жили и живут поляки”. Эти слова выгравированы на доске по‑польски и по‑турецки, рядом, бок о бок, коронованный польский белый орел и турецкие звезда и полумесяц.
В нескольких милях вглубь материка от Босфора и Черного моря, в горах азиатского побережья, находится деревня Полонезкёй, или Адамполь. Она была основана сто пятьдесят лет назад с позволения османских султанов как поселение польских солдат и их семей, ветеранов долгой борьбы против России, которые завербовались в османскую армию по принципу “враг моего врага – мой друг”. Здесь до сих пор живут двадцать пять польских семей; еще десять, живущие в Стамбуле, возвращаются в свои дома на время отпуска.
Это место было названо Адамполем в честь князя Адама Чарторыйского, некоронованного короля Великой эмиграции, который в 1842 году прибыл из своей штаб-квартиры в парижском особняке “Отель Ламбер”, чтобы арендовать эту землю у султана. Первыми поселенцами стали офицеры и солдаты, которые отступили в Османскую империю после провала восстания 1830 года. В 1858‑м, после окончания Крымской войны, к ним присоединились демобилизованные солдаты Славянского легиона – казачьего подразделения, которое было сформировано из эмигрантов и польских военнопленных в тщетной надежде, что победа союзников над Россией принесет освобождение их стране. Последний большой наплыв произошел с разгромом январского восстания 1863 года.
Полонезкёй до сих пор производит впечатление колонии. Опрятные маленькие домики своими изгородями, хлевами и фруктовыми садами напоминают деревню в Западной Польше. Школа теперь закрыта, но католическая церковь, посвященная Черной Богородице Ченстоховской, каждое воскресенье по‑прежнему полна народу. Посетителей водят в Дом тети Зоси, матриарха семьи Рыжы[44]
, где в темной деревянной спальне висят семь разных икон Богоматери, а гостиную украшают портреты Адама Чарторыйского, маршала Пилсудского и генерала Сикорского. На одной из стен огромный аляповатый плакат, изображающий оборону Львова (теперь он находится в Западной Украине) польскими школьниками и кадетами в 1919 году. Изображение Мустафы Кемаля Ататюрка тактично повешено у входной двери рядом с неизбежной фотографией Кароля Войтылы, папы Иоанна Павла II.Когда возник Полонезкёй, Османская империя была многонациональным королевством, подобно старой Речи Посполитой. От подданных требовались скорее военная лояльность и гражданское повиновение, чем этническое, языковое или религиозное соответствие. Южное побережье Черного моря по‑прежнему населяли в основном греки (крупная и древняя популяция, известная как понтийские греки); армяне и евреи заправляли государственным аппаратом и экономикой. Султану вовсе не казалось неестественным заключить союз с польскими католиками против русских, в отличие от поляков, которым поначалу трудно было это проглотить, хотя союз был нужен в первую очередь как раз им. Их национальный образ самих себя как восточного бастиона (
Султаны придерживались более прагматичных взглядов. На приемах для дипломатического корпуса в Стамбуле церемониймейстер, представлявший каждого посла, продолжал объявлять: “Его превосходительство посол Ляхистана” (Польши). Следовавшая за этим неловкая тишина была предметом ярости не одного русского посланника в Блистательной Порте.