Черное перо серой вороны

Странно, но Косолобов сумел удержаться, а затем, получив разрешение, стремительно шагнул в кабинет и пошагал к столу, на ходу протягивая руку для пожатия. Было во всей его изогнутой фигуре, особенно в блестящей лысине и больших очках, в неудержимо расплывающихся губах что-то для Осевкина унизительное, точно директор парадировал услужливого холопа, а не проявлял естественного чувства страха перед всевластностью своего хозяина. Но поскольку это повторялось из раза в раз, оно все более становилось привычным как для одного, так и для другого, с той лишь разницей, что Осевкин все это видел и понимал, а Косолобов не понимал и не видел, а сказать ему об этом было некому, потому что с другими людьми, стоящими ниже его на иерархической лестнице, он постепенно стал вести себя надменно, чем-то все более напоминая самого Осевкина, но без его неподвижного взгляда, придавливающего к земле слабого духом, не обладая его спортивной фигурой и безграничной властью, а потому карикатурно и неубедительно.

Щупляков держал себя прямо противоположным образом: на его скуластом лице не шевельнулся ни один мускул, его серые глаза смотрели внимательно и отчужденно. Он подождал, пока Косолобов пожмет вялую руку Осевкина, затем подошел к нему сам — и пальцы обеих рук побелели от напряжения жесткой схватки, мало похожей на дружеское рукопожатие. Однако оно продолжалось всего секунду-другую, и каждый из них, решив эту схватку в свою пользу, удовлетворенно хмыкнул: Щупляков про себя, а Осевкин во всеуслышание.

— Присаживайтесь, — показал Осевкин на приставной стол вправо от себя, переняв это словцо, ставшее почти жаргонным, от судейских, усвоивших в общении с уголовниками их язык и даже повадки, распространив жаргон на студенческие аудитории. — Сейчас здесь будут Чебаков и журналист из Москвы, — продолжил он тем тоном, каким говорят с людьми неполноценными, для которых важен не столько смысл, сколько тон, не сулящий ничего хорошего, если они ослушаются своего хозяина. — Я хочу, чтобы вы присутствовали. Затем пойдем и покажем производство. Надеюсь, что вы не будете выглядеть истуканами, которых лишили языка. Вы отвечаете за производство и порядок на этом производстве, следовательно, вам должно быть не все равно, что о нас напишет этот… этот щелкопер…

— Да-да, разумеется, Семен Иванович! — с готовностью подхватил Косолобов и глянул умоляющими глазами на Щуплякова.

Но лицо того оставалось все таким же неподвижным и бесстрастным.

Снова вспыхнула красная лампочка на пульте, и голос секретарши торжественно возвестил:

— Семен Иванович! К вам гости.

— Проси.

Распахнулись сразу обе створки двери, мученическое чувство долга и осознания важности события будто распяли на одной из них секретаршу, пропускающую гостей в святая святых комбината, выставив вперед груди, точно локаторы, проверяющие гостей на взрывчатые и прочие вещества.

Оба, и мэр и журналист, миновавшие друг за другом эти локаторы, лоснились от съеденного и выпитого, благодушно улыбались, будто ничего более приятного, чем встреча с владельцем комбината, не существует и существовать не может. Они прошли к столу, Чебаков представил Валеру, а Валере всех прочих, и всем они, следуя в том же порядке, пожали руки, а затем уселись напротив директора и начальника охраны.