— Да, у них. Чудесные люди. И очень хлебосольные, — произнесла женщина, поднимаясь. — Рада была познакомиться. Но у меня еще много работы: еще многих надо обойти и расспросить. Так что вы уж извините…
— Артюша, проводи гостью, — велела хозяйка и стояла, глядя ей вслед, пока та не исчезла из виду.
Сорокин закрыл калитку и, мучительно наморщив свое лицо, пытался понять, что же произошло. А что произошло что-то непонятное и тревожное, в этом он был совершенно уверен. Но когда он это почувствовал, определенно сказать не мог.
— Ну ты чего там застрял? Уснул, что ли? — прикрикнула на него Нина Петровна. — Слава богу, что она тебе ничего не всучила, — засмеялась она, намекая на то, как какая-то аферистка года три тому назад всучила ему за десять тысяч какой-то электрический аппарат, который будто бы лечит от всех болезней, стоит более сорока тысяч, но ему, как бывшему десантнику, воевавшему в Чечне, она сделает скидку. Короче говоря, задурила мужику голову, и теперь этот аппарат, не способный выполнить ни одну из многочисленных разрекламированных функций, валяется в столе у Сережки, разобранный на составные части. — Так чего она тебе напела? — спросила Нина Петровна, с насмешливым сочувствием глядя на своего мужа.
— Да вот, — замялся Артем Александрович, — хочет создать у нас профсоюз.
— И ты поверил?
— А почему бы нет? Нельзя же не верить никому, — обиделся Артем Александрович.
— Ох, Артюша, не забывай, где ты живешь и в какое время. Мало тебя в Чечне дурили твои командиры, посылая на убой? Мало тебя дурят сейчас? А ты все веришь и веришь. Как малое дите, право.
— Ну как же так, Петровна? Ведь она кругом права — вот в чем дело.
— Ну и что? Я тебе тоже могу такое напеть, что только слушай… Кстати, как ее зовут?
— Не знаю, — смущенно пожал плечами Артем Александрович. — Я не спрашивал.
— А документы какие-нибудь она тебе показывала?
— Да, но… я не успел разглядеть.
— Господи, учат тебя, учат, а все не впрок.
Нина Петровна помолчала, тоже что-то соображая, затем выпалила:
— А ты знаешь, Артюша, я эту бабу, кажется, видела на этой неделе. Правда, она была в очках и с мужиком, тоже в огромных очках. Морды, скажу тебе, не приведи бог присниться. И волосы вроде бы потемнее у нее были, а все остальное сходится.
— Где ты ее видела? — насторожился Артем Александрович, вспоминая, говорила профсоюзница или нет, когда приехала из Москвы.
— Из ресторана они выходили, — ответила Нина Петровна. — А я возле универсама стояла, Ритку ждала. В том-то все и дело, что очень похожа на ту бабу. Ох, Артюша, чует мое сердце, не к добру это. Ох, не к добру!
— С чего бы это нам опасаться, — проворчал Артем Александрович, пряча глаза: его благоверная еще не знает, что всю эту бучу они учудили с Сережкой, а то бы… Лучше ей и не знать: все-таки она работает «наверху», встречается с мэром и прочими городскими чиновниками. И зарплата у нее хорошая, и не задерживают ее, а то бы они давно пошли по миру. Но профсоюзнице этой он кажется себя выдал. И тут он вспомнил ее торжествующий взгляд, кривую усмешку на узких губах, и внутри у него все как бы заледенело. И не из страха за себя, а за жену, за детей… Будто сквозь вату он услыхал голос Петровны:
— Ужинать-то будешь? А то у меня все готово.
Минут десять назад он зверски хотел есть, но сейчас это желание куда-то исчезло, остался лишь страх — и ничего больше. Да такой страх, какого он не испытывал даже в Чечне.
— Не хочется, — произнес он хрипло. И добавил: — Я потом, попозже. — И побрел к картофельным грядкам, мучительно пытаясь отыскать выход из создавшегося положения, борясь с противоречивыми впечатлениями, оставшимися от посещения профсоюзницы. Но выход не находился. И тогда он, махнув рукой на колорадских жуков, решительно развернулся и чуть ли ни бегом бросился через свой огород, затем через соседский к бывшему подполковнику Улыбышеву.
Алексей Дмитриевич Улыбышев, выслушав сбивчивый рассказ Сорокина, поднялся, подошел к буфету, взял графин с прозрачной бурой жидкостью и две рюмки, налил одну до краев и пододвинул к Сорокину, другую до половины, и, не произнеся ни слова, выпил, глядя, как гость нерешительно вертит рюмку на столе большим и указательным пальцем.
— Пей, Артем, мозги прочищает.
Сорокин покривился, затем одним духом влил содержимое в рот.
— Боюсь я, Алексей Дмитриевич. Никогда так не боялся, а сейчас аж поджилки трясутся. Главное, не знаешь, с какой стороны ждать удара.
— Ничего удивительного, — произнес бывший подполковник. — Мерзкое время, скажу я тебе. Но отчаиваться не надо. Ты вот что… Ты сегодня работаешь?
— Нет. Я уже отработал.
— А завтра?
— И завтра тоже. Я с завтрашнего дня в отпуске. Жена отпуск взяла, ну и я тоже. Чтобы вместе…
— Дети у тебя где? — продолжал расспрашивать Улыбышев, роясь у себя в столе. Наконец он нашел, что искал — белый конверт, вытряхнул из него несколько фотографий, протянул две Сорокину.