Черное пламя

Ее лицо внезапно изменилось и снова стало чистым, мягким и нежным.

– Правда? – повторила она таким печальным голосом, в котором звучали тоны колокольчиков, которые он так хорошо помнил.

– Нет. Ты думаешь, Черное Пламя – это настоящая Маргарет Урбс? Ты хоть понимаешь, что означает бессмертие?

Ее неповторимые черты внезапно исказились, словно ей в живот воткнули кинжал.

– Ты думаешь, это благословение, да? Ты наверное удивляешься, почему Хоакин не наказал тебя?

– Да. Я думаю, это – проявление тирании. Из-за собственных прихотей.

– Прихотей? О, Боже! – ее голос задрожал. – Почему он избавился от собственной матери! Благословение? Это проклятие! Я живу лишь из-за чувства долга перед Хоакином, иначе я бы покончила жизнь самоубийством много веков назад! Я до сих пор могу это сделать, я на грани! – ее голос звучал громче.

Коннор неотрывно смотрел на Принцессу.

– Почему? – воскликнул он.

– Ты спрашиваешь «почему»? Семьсот лет. Семь сотен лет! Страх перед любовью! Как бы я посмела полюбить человека, который стареет день за днем, зубы его желтеют, а волосы выпадают, и он становиться старой развалиной? Страх перед детьми! Бессмертные не могут иметь детей! Неужели ты думаешь, что я не променяла бы бессмертие на материнство? Подумай.

Коннор не нашелся что сказать. Ее голос возвысился почти до истерики.

– Ты знаешь, что такое семьсот лет? Я знаю! Это значит, семь веков без дружбы. Ты удивляешься, почему я иногда убегаю в леса, в поисках компании, товарищей, любви? Потому что в остальных местах мне в ней отказано! Как я могу иметь друзей среди людей, которые исчезают словно призраки? Друзей мне не найти и среди сухих ученых Бессмертных. Я так одинока. Я устала… устала… устала!

В ее зеленых глазах блеснули слезы, но когда Томас открыл рот, чтобы заговорить, Маргарет остановила его резким протестующим жестом.

– Мне до смерти надоело бессмертие! Я хочу встретить кого-нибудь, кто смог бы полюбить меня по-настоящему. Кого-нибудь, с кем бы я хотела состариться. Чтобы вокруг меня росли дети. Мне нужен… нужен друг!

Она всхлипывала. Импульсивно он придвинулся к ней и взял за руку.

– Мой Боже! – выдавил он из себя. – Мне очень жаль! Я и не понимал…

– А ты… ты поможешь мне? – Ее совершенные черты были умоляющими, в глазах блестели слезы.

– Все, что будет в моих силах… – пообещал он.

Ее великолепные губы были двумя розовыми лепестками, когда она приблизила их к нему. Томас наклонился и нежно поцеловал их – и отпрыгнул, словно его губы коснулись настоящего пламени.

Смех! Он увидел ее глаза, полные насмешки, слезы в которых были лишь сардонической радостью.

– Вот! – сказала она, поджав губы. – Это только первая проба, Томас Коннор, но будут и другие, прежде чем я убью тебя. Ты можешь идти.

17. Предназначение мужчины

– Ты – дьявол! – выдавил из себя Коннор и резко обернулся, когда услышал мягкий щелчок позади себя.

Белый конверт лежал в проволочной корзине рядом с лифтом.

– Передай это мне! – холодно сказала Пламя.

Томас нагнулся и почти швырнул, настолько сильны были его эмоции, письмо.

– Ну конечно! – пробормотала она. – Мой благородный брат приказывает мне держаться подальше от тебя, – чего я естественно не сделаю – и приказывает тебе явиться к нему немедля.

Она зевнула.

– Спустись на лифте вниз Башни и спроси у любого охранника. Это все.

И пока кабина опускалась вниз, Коннор раздумывал над некоторой странностью своих чувств относительно Принцессы. Как он ни старался, он не мог ненавидеть ее от всего сердца, и от этого он хмурился, пробираясь в Западные Палаты. Охранник провел его в комнату и быстро вышел, оставив с глазу на глаз с Повелителем, сидевшим за заваленным столом бумагами.

– Ну, и что ты думаешь обо мне? – Внезапно Повелитель улыбнулся.

Коннор подался назад, не зная что ответить на вопрос.

– А что, – огрызнулся он. – Я должен думать о тебе? Ты доставил меня сюда насильно. Ты чуть не убил Эвани. Неужели можно сомневаться, что я легко забуду и прощу подобные вещи?

– Не следует забывать, Томас Коннор, что ты поднял бунт против меня,

– сказал Повелитель спокойно. – Ты ранил одиннадцать моих охранников. Неужели правительства в ваши дни никак не отреагировало бы на подобное предательство?

– Меня удивляет, почему ты так легко отнесся к восстанию, – ответил он. – К примеру, в наше время, добрую половину из нас поставили бы к стенке и расстреляли.

Повелитель покачал головой.

– Почему я должен так поступать? Сорняки – лучшие из моих людей. Я совершил единственную ошибку – дал слишком много досуга расе, еще не готовой для этого. Свободное время которое некуда девать – вот, что питает все эти малые революции. Но разве отец убивает своих собственных детей?

– А разве сын убивает свою мать? – спросил в свою очередь Коннор.

Мастер слабо улыбнулся.

– Я вижу, что моя сестричка успела провести с тобой беседу. Да, я отказался даровать бессмертие своей матери. Она была старой женщиной – больной и слабой. Неужели я должен был обрекать ее на века мучений? Бессмертие не возвращает молодости.