Черное пламя Раграна 2

Во избежание неприятностей?! Лично?! Это он сейчас говорит женщине, у которой поднос со стеклянной посудой.

Это черное пламя, Аврора. Всего лишь черное пламя.

Поднос аккуратно возвращается на стол, а я резко разворачиваюсь к нему. Пожалуй, чересчур резко, но мои занятия балетом и выступления в ресторане даром не прошли: мне не грозит свернуть ноги на шпильках, баланс отличный.

— Ты ничего не можешь мне запретить, Бен, — отвечаю я. — Мы в свободной стране.

— Попробуй с ним поговорить — и узнаешь.

— Я тебя сейчас не узнаю! — невольно повышаю голос. — Что на тебя нашло?!

У него в глазах искрит пламя, или они просто потемнели, я не знаю. В меня же словно впрыснули драконью дозу адреналина, от которой меня начинает потряхивать: не уверена, что в таком состоянии стоит хвататься за подносы с кучей стекла, пока еще не битого.

— Что на меня нашло? — так же холодно интересуется он. — Возможно, то, что ты отказываешься принять мое предложение и вовсю кокетничаешь с другими мужчинами. Или то, что рассказываешь своему сыну, какой чудесный риамер Роу, у которого очень опасная работа. Или, возможно, то, что набиваешь себе цену, отказываясь пойти с ним на ужин.

У меня темнеет перед глазами — и отнюдь не потому, что во мне пламя. Хотя может быть и поэтому, я опять не уверена.

— Точно так же, по твоему мнению, я пришла набивать себе цену сюда, правда? — Меня трясет еще сильнее, адреналин в действии. — Но мы это уже проходили, нет? То, что я не кокетничаю с мужчинами, которые мне не нравятся, то, что я не пытаюсь кого-то соблазнить, просто потому что. И, Бен, если ты забыл, мы с тобой всю неделю вместе. И все праздники вместе. Вместе в том самом смысле, от которого даже дети бывают. Не то чтобы я хотела от тебя детей, но, наверное, это чего-то да стоит, да?

Его лицо становится хищным.

— Детей ты хочешь исключительно от неудачников и наблов вроде Карида, это я уже понял.

Все! Это стало последней каплей.

Так близко к тому, чтобы запустить в него бутылками, стаканами, а следом и подносом, я еще не была. Вместо этого я просто говорю:

— Какое счастье, что я не согласилась выйти за тебя замуж.

В груди что-то взрывается, и меня изнутри окатывает пламенем. Наверное, это примерно такое же чувство, как если бы я проглотила это черное пламя наподобие сока из бокала. Что касается двуногого Черного пламени, он проходит мимо меня так стремительно, что я едва успеваю вздохнуть. Меня накрывает его силой, его мощью, его запахом — тем самым знакомым запахом близости, его парфюма и всем, что значит для меня слишком много. Даже сейчас, когда я в ярости, возбуждение накатывает и отступает волной, и, когда я остаюсь в кабинете одна, опускаюсь на стул, чтобы передохнуть.

Сейчас я как никогда понимаю, что глупо было винить себя за реакцию на его прикосновения — те самые, которые я ему припомнила, это на уровне инстинктов, это что-то дикое, звериное, не имеющее отношение к женщине, обычному человеку внутри меня. Или имеющее?

Меня раздирает на части от этих чувств, от общей ярости, обиды, от боли, поэтому я сижу, постукивая пальцами по столу и глубоко дышу до тех пор, пока у меня не получается подняться. Ровно, спокойно, вынести этот проклятый поднос и составить всю посуду в шкафчики, а бутылки — в ящик, откуда все отправляется на переработку.

Не так я представляла себе возвращение домой, но сегодня опять лечу со своим сопровождением к сыну. Это и хорошо: похоже, получится погулять вместе, все как в старые добрые времена. Правда, не уверена, что сейчас они добрые, я на вальцгардов, даже на Лоргайна, смотреть не могу спокойно.

Получается, они докладывают ему каждый мой шаг? Каждое мое слово?

Вчера мы с Ларом говорили наедине, но за дверями стояли вальцгарды, и получается, что…

Мне снова хочется что-нибудь разбить, но в салоне флайса бить нечего. Разве что нос Лоргайну или его парням, но до такого я еще не дошла. Приходится молчать и делать вид, что я устала, хотя по сути, можно и не делать. Я правда устала: от этой внутренней борьбы, которая идет во мне каждый день. От того, что произошло в его кабинете, от притяжения черного пламени, благодаря которому я даже толком не могу понять, где начинаются мои чувства, а где — его, где это всего лишь влечение огня, а где — что-то человеческое, глубокое, сильное.

— Мамочка! Мамочка! Ты вернулась! — бросается ко мне мое чудо, и я подхватываю сына на руки. — А мы пообедали только что.

— Отказывается спать, — укоризненно говорит Ния, которая вышла к нам, но сейчас я даже ее не могу воспринимать спокойно. Именно потому, что за меня ее уже проинструктировали, что она должна делать, с кем она может позволить моему сыну общаться, а с кем — нет. При всем при том, что его мать — я!

— Спасибо, — тем не менее отзываюсь сдержанно. — Ты свободна.

— Но мы договаривались, что я сегодня до вечера…

Я могла бы объяснить, что обстоятельства изменились, но сейчас просто смотрю на нее так, что Ния замолкает и уходит собираться.

— Не хочешь спать? — спрашиваю у сына.

Тот быстро-быстро качает головой.

— Хорошо. Тогда пойдем гулять.