Черное Рождество

Борис, воспользовавшись временной нетрудоспособностью своего противника, окончательно высвободился и повернулся к нему лицом, приняв боевую стойку для английского спортивного бокса. Только теперь он разглядел нападающего. Это был крепкий плотный мужичок торгово-мещанского вида и такой заурядной внешности, по которой человек хоть сколько-нибудь наблюдательный за версту опознает филера. Мужичок все еще ругался, но уже приходил в боевую готовность, а сбоку ему на подмогу бежал еще один, удивительно на него похожий, только несколько помладше.

— Вы что — братья? — с интересом спросил Борис подбегающего, и пока тот собирался ему что-то ответить, провел весьма успешный хук левой.

«Младший брат» отлетел в сторону, но на ногах удержался и, судя по злобно загоревшимся маленьким глазкам, тоже пришел в боевую готовность.

Борис переводил взгляд с одного филера на другого. Они медленно приближались, один сильно хромал, другой неплохо освещал проулок появившимся у него под глазом стараниями Бориса фонарем. В сложившихся обстоятельствах Борис, если бы была такая возможность, предпочел ретироваться, однако возможности не было.

В этот критический момент рядом с Борисом раздался удивительно знакомый голос:

— Эй, земляки, вы не это ли ищете?

Скосив глаза, Ордынцев увидел невесть откуда появившегося Саенко, ординарца полковника Горецкого.

— Чего? — нелюбезно переспросил «старший брат», тут же для ясности присовокупив: — В хлеву земляков поищи!

— А вот это не вы обронили? — с прежней доброжелательностью повторил Саенко, указывая на что-то под ногами филера и даже наклоняясь, чтобы эту вещь подобрать.

Филер невольно опустил глаза, и в то же мгновение хитрый хохол ухватил его за штанину и сильно дернул кверху, так что «старший брат», взмахнув ногами и перекувырнувшись, удивительно красивым образом полетел в пыльные лопухи. Саенко же, нисколько не задумываясь и не теряя времени на обсуждение достигнутых успехов, ухватил «младшего брата» за рукав, слегка наклонился, взвалил его себе на спину, как куль с мукой, и, ловко перевернув, забросил на другой конец проулка. После он обернулся к Борису и сказал:

— Ну, ваше благородие, теперича драпаем: они, когда подымутся, очень сердитые будут. А с тобой Аркадий Петрович как раз поговорить хотел.

Аркадий Петрович Горецкий поднялся навстречу Борису из-за письменного стола. В пенсне лицо его казалось мягким и интеллигентным — таким Ордынцев помнил его на университетской кафедре. После новороссийской эвакуации отношения их стали натянутыми, но в глубине души Борис все-таки рад был его увидеть.

— Борис Андреевич, голубчик! Рад видеть вас в добром здравии. — Горецкий будто прочитал его мысли. — Однако как случилось, что вы столкнулись с агентами контрразведки при исполнении ими обязанностей?

— Я встретил на артиллерийском складе старого знакомого, — объяснил Борис, — матроса-большевика Защипу. Осенью, когда во время рейда я попал в плен к красным, этот морячок едва не расстрелял меня. Представьте же мое удивление, когда вижу, как этот орел в форме мичмана собирается получать на нашем складе оружие. Выходит, мы уже сами большевиков вооружаем? Ну, само собой, я решил за ним проследить. Дальнейшее вам, по-видимому, известно.

— Да, Саенко рассказал. — Горецкий усмехнулся. — Не беспокойтесь, за бравым моряком следят. Так, говорите, его фамилия Защипа? В здешнем подпольном комитете его знают как Кипяченко. Ну, у господ большевиков клички и псевдонимы весьма в ходу — все эти Ленины, Троцкие, Каменевы… За вашим моряком следят, — повторил Горецкий, снимая пенсне, при этом лицо его приобрело чеканную твердость черт, и из глубоко штатского человека Аркадий Петрович сделался боевым офицером, — то, что он собирается получить оружие на складе, заставит его задействовать все свои связи, и мы, аккуратно проведя операцию, сможем снова арестовать весь подпольный комитет…

— Снова? — прервал его Борис вопросом.

— Да, снова, — кивнул Горецкий, — мы уже арестовывали предыдущий состав комитета. Кое-кто казнен, кое-кто сидит в тюрьме, а господа большевики сколотили новую организацию…

— У них, как у Змея Горыныча, новые головы вырастают на месте отрубленной! — ужаснулся Борис. — Мы никогда не сможем с ними сладить!

— Не преувеличивайте, — поморщился Горецкий, — мы арестуем и этот комитет, и следующий… У Змея Горыныча все силы и все время будут уходить только на отращивание голов, и он не сможет причинить никакого зла. Они только и делают, что создают новые комитеты, а к тому времени как соберутся поднять мятеж — мы их снова арестовываем.

— Прежде, помнится, вы решали более значительные задачи, — не удержался Борис от колкости.