Черное Рождество

Салов, равнодушный к ораторскому мастерству приезжего товарища, кинулся сзади на Борщевского и накинул ему на шею заготовленную заранее удавку из рояльной струны. Тонкая струна врезалась в горло, прочертив мгновенно по коже ровную алую линию. Борщевский схватился руками за шею, стараясь ослабить страшную железную петлю. Он пытался схватить Салова за руки, но это никак ему не удавалось. Макар же тем временем, вытащив из кармана небольшой ладный «браунинг», суетливо переступал перед Борщевским, испуганно и вместе с тем злорадно следя за его попытками вырваться, и приговаривал:

— Так его, Салов, так его, оппортуниста! Так его, провокатора! Учить он нас будет конспирации! Учить будет подпольной работе! Так его, дави гада, Ваня!

Матрос Кипяченко, растерянно переводя взгляд то на злобно суетливого Макара, то на Борщевского, из последних сил бьющегося в сильных руках душителя, порывался что-то сказать или сделать, но не мог принять решения. Много повидавший жестокости и крови, сам не раз лишавший жизни классового врага, матрос впервые оказался в таком положении, что не знал, кому больше доверять, на чью сторону стать: товарищ Макар — его непосредственный руководитель, председатель подпольного комитета, а Борщевский — человек из центра, представитель партийного руководства… Так и не приняв никакого решения, матрос махнул рукой и отвернулся.

Салов все туже затягивал стальную удавку. Глаза Борщевского страшно выпучились и налились кровью. Широко раскрыв рот, он пытался крикнуть, но перетянутое струной горло способно было издавать только нечленораздельный хрип. Из-под струны текла кровь, заливая его грудь. Наконец в горле хрустнуло, и товарищ Борщевский обмяк и рухнул на каменистый берег, окончательно завершив свою бурную революционную биографию.

Глава восьмая

После неудачи орловского выступления сам капитан Орлов собрал партизанский отряд и ушел в крымские леса. Поручик Осоргин ушел вместе с ним. Большая часть участников его движения направилась на фронт к перешейкам.

Значительная масса добровольцев прибыла в Крым без оружия. Боеприпасов не было вовсе, так что перед отправкой на фронт Борису Ордынцеву и нескольким другим офицерам было приказано получить оружие и патроны для отряда на артиллерийском складе в Севастополе.

Оставив у ворот склада подводу с охраной, Борис отправился с документами к складскому начальству.

Пройдя по длинному коридору, опоясывающему ангар, он подошел к застекленной будке конторщика. Внутри помещение было ярко освещено, поэтому Борис хорошо видел, что там происходит, сам же оставался почти невидим. Дежуривший по складу интендантский офицер просматривал документы высокого широкоплечего моряка. Что-то в этом моряке показалось Ордынцеву знакомым. Подойдя поближе и приглядевшись, Борис оторопел: это был матрос Защипа, красный, едва не расстрелявший его, Бориса, минувшей осенью. Одетый в форму морского офицера, Защипа получал на складе оружие. Сомнений быть не могло: Борис отлично запомнил этого человека. Он был не простой красный боец, а комиссар и начальник, убежденный расстрельщик. Такой человек, если бы попал в плен к белым, был бы неминуемо расстрелян. Здесь явно был какой-то красный заговор.

Что делать? Арестовать Защипу? Но у него наверняка здесь сообщники, их тоже нельзя упустить. И вообще нужно распутать весь этот клубок.

Борис решил следить за матросом и постараться установить, с кем он связан. Затаившись за штабелем из ящиков, он дождался, пока интендант проверил документы Защипы. Видимо, оружие и патроны для моряка должны были подготовить к следующему разу, потому что Защипа, оставив интенданту часть бумаг, пошел со склада прочь. Борис, хоронясь за ящиками и перебегая от одного штабеля к другому, двинулся следом.

Матрос вышел за ворота, и Борис, немного обождав, прошел за ним. Места в районе складов были безлюдные, поэтому Ордынцеву пришлось следовать за моряком на очень большом расстоянии, чтобы остаться незамеченным, тем более что Защипа часто оглядывался, проверяя, нет ли слежки.

Дойдя до более оживленных улиц, Борис едва не потерял матроса в толпе и в конце концов нашел его снова только благодаря высокому росту и заметной морской форме. Защипа долго ходил по городу, передвижения его казались бесцельными. Наконец он свернул в неприметный проулок и юркнул в щель между досками высокого забора. Борис, недолго поколебавшись, хотел было последовать за ним, но вдруг сильная рука обхватила его сзади и зажала рот.

— Тише, ваше благородие, не надо шуметь, — раздался над самым ухом низкий гнусавый голос.

Руководствуясь скорее инстинктом, чем соображениями разума, Борис резко присел, вывернувшись из обхвативших его сильных рук, и что было силы пнул ногой назад. Видимо, он попал своему неизвестному противнику по щиколотке, потому что тот запрыгал на одной ноге, тихо ругаясь. Он бы, конечно, ругался громко и вообще вопил бы благим матом, но, очевидно, конспиративные соображения въелись ему уже в самую кровь и оказались решающими даже в такой мучительный момент.