Черное сердце

– Никогда так не делай! – предупредил я. – Сухарь или черствую булочку нельзя жевать. Нужно откусить небольшой кусочек и держать его во рту, пока хлеб не станет мягким. Если ты будешь грызть сухарь, то испортишь эмаль на зубах и повредишь десны. Глотать сухие хлебные крошки тоже не рекомендуется – можно поранить пищевод. Во время войны новобранцев в первую очередь учили не стрелять и ходить строем, а элементарным вещам: как правильно намотать портянки, как грызть сухари.

Я налил в кружку воды, дал гостю запить.

– Веронику Гулянову помнишь? Конечно, помнишь. Скажи, за что ее выгнали из техникума? Подожди, не отвечай! Давай я скажу: ее заставили перейти на заочное отделение и выселиться из общежития ни за что! Только за то, что по общежитию пошел слушок, якобы у нее тесные отношения с африканским студентом и она подумывает выйти за него замуж. Вероника – совершеннолетняя, физически хорошо сложенная женщина. Из нее получится отличная жена и заботливая мать, так почему же ей не дали выйти замуж за любимого мужчину? Ну и что с того, что он чернокожий? Он что, не человек, если в Африке родился? Виной всему предрассудки и политика! Мне неохота вдаваться в отношения между иностранцами и учащимися техникума, но одно хочу подчеркнуть: Вероника – женщина, а ты – мужчина. Если Гуляновой директор техникума не оставила выбора, то с тобой она даже разговаривать не будет, и ты вылетишь на улицу, как пробка из бутылки шампанского в новогоднюю ночь.

Он хотел что-то сказать, но я остановил его:

– Не спеши! Ты же не знаешь, что меня интересует.

– Знаю, – осмелевшим после водки голосом возразил он. – Пуантье.

Этот откровенный выпад должен был сбить меня с толку, увести разговор в другое русло. Не тут-то было!

– Ты гроб с колесиками в мужском туалете нарисовал? – с вызовом спросил я. – Ты, конечно. Больше некому. Ты знаешь о Пуантье то, чего не знают другие. Между вами сложились интересные отношения – этакий апартеид наоборот. Чернокожий студент посылает тебя за сигаретами, дает денег на карманные расходы. С чего бы такая дружба завязалась, не подскажешь?

– Вы меня подозреваете в…

– Нет, нет, нет! – перебил я гостя. – Ты не похож на гомосексуалиста, и ваши отношения с Пуантье не выглядели как отношения любовников. Тем более что такая сволочь, как Жан-Пьер, наверняка бы проболтался, что у него есть ручной паренек, готовый на все.

– Про наших девчонок он же молчал, – смелея с каждой минутой, возразил Носенко. – Он в карты какую-то обалденную девушку выиграл и даже мне не сказал, кто она такая. Я по разговору понял, что она училась в нашем техникуме, но на каком курсе или как ее зовут, Жан-Пьер молчал.

– Вот мы и подошли к началу делового разговора. Оставим хвастовство Пуантье на его совести. Я знаю, что он о себе рассказывал. Мне неинтересны сказки о войне в Анголе. Меня интересуют только ваши взаимоотношения. Если ты знал об игре в карты, то был посвящен в его тайную жизнь. С чего начнем? С физрука? Он сказал, что если ты не станешь выглядеть как мужчина, то тебя ждут неприятности. В отношении Пуантье физрук ошибался. По наблюдениям моих друзей, к этому моменту между тобой и Пуантье сложились отношения без намека на порочную связь. Что между вами произошло? Не стесняйся, рассказывай! Я не собираюсь ломать тебе жизнь. Что между вами было?

– В позапрошлом году, осенью, он зашел ко мне в комнату, когда никого не было. От Пуантье пахло спиртным, он был возбужден, взведен, как пружина, но не пьян. Я хотел выскочить из комнаты, но он поймал меня и стал обнимать, сделал губы трубочкой для поцелуя. Сопротивляться было бесполезно, но я не собирался сдаваться и ждать, что будет дальше. На секунду я вырвался из его объятий и сказал, что если он со мной что-то сделает, то я покончу жизнь самоубийством: повешусь или вены перережу. Пуантье мгновенно протрезвел или, вернее сказать, успокоился и говорит: «Ты что подумал? Это же шутка!» Я не стал его слушать, выбежал из комнаты и ушел на другой этаж.

Через день он подошел и говорит: «Сходи в магазин за сигаретами. Мне купишь пачку «Родопи», сдачу оставишь себе». Денег дал три рубля. Я на сдачу неделю с сигаретами жил. Потом он попросил помочь освоить особенности русского языка. Я согласился. Пуантье приходил ко мне, мы говорили обо всем, он записывал некоторые слова в блокнот, но делал это больше для вида. Ему просто надо было с кем-то общаться. В общежитии-то у него друзей не было. Иногда он давал мелкие поручения: сходить в магазин, переписать расписание уроков на неделю. Я в поручениях ничего дурного не видел. Гоняли же старшекурсники первокурсников в магазин за сигаретами или пивом, и ничего, это считалось в порядке вещей.