Черное сердце

После еды Баррон звонит деду и долго вешает ему лапшу на уши, расписывая, как нас допрашивали федералы и как мы их провели, воспользовавшись врожденной харизмой и умом. Дедушка громко фыркает на другом конце провода.

Когда Баррон передает трубку мне, дед интересуется, сказал ли брат хоть одно слово правды.

– Отчасти, – говорю я.

Дед молчит.

– Ну ладно, почти ни одного, – наконец признаю я. – Но все в порядке.

– Помнишь, что я тебе говорил: это дело Шандры – не твое. И не Баррона. Вы оба, держитесь-ка от этого всего подальше.

– Ага. А Сэм еще у тебя? Можно с ним поговорить?

Дедушка передает трубку Сэму. Судя по голосу, сосед еще не оправился от похмелья, но, кажется, совсем не опечален, что я его бросил на целый день.

– Да все в порядке, – уверяет он. – Твой дедушка учит меня играть в покер.

Зная деда, не играть он его учит, а шулерствовать.

Баррон предлагает уступить мне свою кровать – мол, сам переночует где угодно. Не очень понятно, что имеется в виду: тут в округе есть кому его приютить или он готов спать на чем попало? Выяснять не хочется, поэтому я просто ложусь на диване.

Брат откапывает где-то парочку одеял из старого дома. Они пахнут по-домашнему, и я жадно вдыхаю этот пыльный и не совсем приятный запах. Он напоминает о детстве, о безопасности, о том, как я допоздна валялся в постели по воскресеньям и смотрел мультики в пижаме.

Забыв где я, распрямляю ноги. Но они упираются в подлокотник, и я вспоминаю, что детство давно кончилось.

Я слишком длинный – не помещаюсь на диване. В итоге, свернувшись клубком, с грехом пополам засыпаю.

Будит меня шум на кухне – Баррон варит кофе.

Брат сует мне коробку с хлопьями. По утрам у него обычно ужасное настроение. Слова из него не вытянешь, пока не выпьет по крайней мере три чашки кофе.

Когда я выхожу из душа, то вижу, что Баррон уже успел вырядиться в серый костюм в полоску, вниз надел белую футболку, волосы намазал гелем и зачесал назад. На запястье блестят новенькие золотые часы. Интересно, он их тоже на том складе подобрал? Ничего себе воскресный наряд.

– Ты чего так разоделся?

– Человека судят по одежкам, – ухмыляется Баррон. – Хочешь, одолжу что-нибудь чистое?

– Обойдусь как-нибудь, – я натягиваю свою вчерашнюю футболку. – У тебя видок, как у гангстера, ты в курсе?

– И это умение тоже выгодно отличает меня от других стажеров, – Баррон в последний раз проводит гребешком по волосам. – Никто в жизни не догадается, что я федерал.

Мы выходим из дома уже после полудня. Садимся в нелепый красный «феррари» и едем на север штата в Патерсон.

– Как там дела с Лилой? – спрашивает Баррон, выруливая на шоссе. – Все еще по ней сохнешь?

– Учитывая, что ты ее несколько лет держал в клетке, она в порядке, – отвечаю я, смерив его мрачным взглядом. – В сравнительном.

– У меня не было особого выбора, – пожимает плечами Баррон, взгляд у него хитрющий. – Антон хотел, чтобы мы ее убили. А ты нас огорошил, превратив ее в живое существо. Когда мы отправились от изумления, то вздохнули от облегчения. Хотя домашняя зверюшка из нее получилось хуже некуда.

– Вы же с ней встречались. Как ты мог согласиться на убийство?

– Да ладно тебе. Мы никогда серьезно наши отношения не воспринимали.

– Ты спятил? – я ударяю кулаком по приборной панели.

– Это же ты превратил ее в кошку, – ухмыляется Баррон. – А ведь ты был в нее влюблен.

Смотрю в окно на огораживающие шоссе звуконепроницаемые щиты, в щели между которыми пробивается вьюнок.

– Может, ты и заставил меня почти все забыть, но я точно знаю, что хотел ее тогда спасти. И почти спас.

– Прости меня, – Баррон вдруг дотрагивается затянутой в перчатку рукой до моего плеча. – Я на самом деле начал менять твои воспоминания, потому что так попросила мама. Сказала, для тебя будет лучше, если ты не будешь знать о своих способностях. А потом у нас появился план заняться заказными убийствами. Наверно, я решил, раз ты ничего не помнишь, то ничего и не считается.

Понятия не имею, что на это ответить. Поэтому молчу. Прислонившись щекой к холодному стеклу, смотрю на извивающуюся впереди асфальтовую дорогу. Интересно, а если все бросить? И не думать больше о федералах. Брате. Лиле. Маме. Мафии. Чуток поколдую и изменю собственное лицо. Сбегу подальше от своей жизни.

Раздобуду поддельные документы, и вот я уже в Париже. Или в Праге. Или в Бангкоке.

Там можно попробовать стать хорошим. А можно врать, мошенничать и воровать. Ведь это буду не совсем я, так что и не считается.

Можно изменить личность. Имя. А маму пусть Баррон выручает.

В следующем году Сэм и Даника поступят в колледж. Лила по приказу отца займется какими-нибудь темными делишками. А что станется со мной? Буду убивать на службе у Юликовой. Все уже запланировано, предопределено, все к лучшему, передо мной ясное и понятное будущее – такое же серое, как пустынная дорога.

Баррон легонько стучит пальцем мне по виску:

– Эй, есть кто живой? Ты уже минут пятнадцать молчишь. Можешь, конечно, не говорить, что ты меня простил и все такое… Но хоть что-нибудь скажи. «Хорошо поговорили». «Заткнись». Хоть что-нибудь.