– Хочешь, чтобы я что-нибудь сказал? – я тру щеку. – Ладно. Иногда мне кажется, что я тот, кого ты из меня сотворил. А иногда я совсем не знаю, кто я. И так, и эдак – мне паршиво.
– Ладно… – начинает Баррон, сглотнув.
– Но, если тебе нужно мое прощение, хорошо, – продолжаю я и набираю в грудь побольше воздуха: – Я тебя прощаю. Я не злюсь. Больше не злюсь. Не на тебя.
– Ну да. Но на кого-то же ты злишься. Это и дураку видно.
– Просто злюсь. Рано или поздно злость выгорит, закончится. Должна закончиться.
– Ты и сам, знаешь ли, мог бы прощения попросить – втравил меня в эту федеральную программу…
– Ты вовсю развлекаешься.
– Но ты же не мог этого знать. А если бы это мне было сейчас паршиво? И все по твоей вине. Вот тогда-то ты бы почувствовал себя гадко. Почувствовал бы вину.
– Возможно. Но я ее не чувствую. Ну и – хорошо поговорили.
А ведь действительно хорошо поговорили. Не ожидал такого от своего придурковатого братца-социопата, одержимого приступами амнезии.
Он паркуется у тротуара. Патерсон представляет собой странное сочетание: старые дома с яркими козырьками и неоновыми вывесками с рекламой дешевых мобильников, предсказаний по картам таро и салонов красоты.
Выйдя из машины, опускаю несколько четвертаков в парковочный счетчик.
Баррон достает из кармана звякнувший телефон и смотрит на экран. Я вопросительно поднимаю брови, но брат только молча качает головой – мол, ничего важного. Набирает сообщение.
– Веди, Кассель.
Я иду искать «Ювелирные изделия». Магазинчик выглядит точь-в-точь как другие лавочки на этой улице: грязный и плохо освещенной. На витрине выставлены разнообразные цепочки и серьги-конго. В углу объявление: «Заплатим наличными за ваши золотые изделия – прямо сегодня». Магазинчик как магазинчик, и не скажешь, что тут работает профессиональный специалист по подделкам.
Баррон открывает дверь. Звякает колокольчик, и на нас поднимает взгляд человек за прилавком. Лысеющий коротышка в огромных очках в роговой оправе, на шее на длинной цепочке болтается лупа. Одет в аккуратный черный костюм, застегнутый на все пуговицы. Пальцы в перчатках унизаны массивными кольцами.
– Вы Боб? – интересуюсь я, подойдя к прилавку.
– А кто спрашивает?
– Меня зовут Кассель Шарп. А это мой брат Баррон. Вы знали нашего отца. Не уверен, что вы его помните, но…
– Только посмотрите на них! – Боб широко улыбается. – Как подросли. Я видел ваше фото – вы там все трое. Ваш папа, упокой господь его душу, в бумажнике его носил, – он хлопает меня по плечу. – Вы оба теперь в деле? Боб изготовит для вас все, что нужно.
Оглядываю магазинчик. В углу женщина с дочкой рассматривают в витрине крестики. На нас и не глядят, ведь на таких, как мы, лучше лишний раз не оборачиваться.
– Мы хотим поговорить с вами об одной вещице, которую вы сделали для мамы, – я понижаю голос: – Можно обсудить это где-нибудь в другом месте?
– Конечно-конечно, добро пожаловать в мой кабинет.
Боб отводит рукой занавеску – простое одеяло, пришпиленное железными скобками к пластиковой притолоке. В кабинете бардак: шаткий деревянный стол с откидной крышкой завален бумагами, где-то под ними компьютер, один ящик выдвинут – внутри валяются шестеренки от часов и пакетики из вощеной бумаги с драгоценными камнями. Беру со стола какой-то конверт. На нем значится «Роберт Пек» – вот как зовут Боба.
– Мы хотим узнать про Брильянт Бессмертия, – с ходу начинает Баррон.
– Ого! – Боб поднимает ладони в перчатках. – Не знаю, откуда у вас такая информация, но…
– Мы видели изготовленную вами подделку, – подхватываю я. – А теперь хотим узнать про оригинал. Что с ним случилось? Вы его продали?
– Знаете, я мастер памяти, – Баррон с грозным видом наступает на Боба. – Может, помочь вам вспомнить?
– Послушайте-ка, – ювелир чуть повышает голос, и голос этот слегка дрожит, – понятия не имею, почему вы двое вдруг вздумали мне угрожать. Ваш отец был моим хорошим другом. И я никому не говорил, что изготовил копию Бриллианта Бессмертия… И что знаю, кто его украл. Мало кто на такое пойдет, учитывая, какие деньжищи на кону. Если вы думаете, что я знаю, где ваш отец его хранил или кому он его продал, так я не знаю. Мы были близки, но не настолько. Я всего-навсего изготовил копии.
– Погодите, я думал, вы их делали для матери, а не для отца, – удивляюсь я. – И почему копии? Их было несколько?
– Две. И обе заказал ваш отец. Я ничего бы не смог подменить: он дал мне оригинал буквально на несколько минут – только чтобы измерить и сфотографировать, а потом сразу же забрал. Ваш папа, знаете ли, был не дурак. Думаете, он доверил бы кому-нибудь такую ценность?
Мы с Барроном переглядываемся. Чем бы ни занимался отец, к аферам он всегда готовился очень тщательно.
– И что же случилось? – спрашиваю я.
Боб отступает на пару шагов, открывает ящик стола, вытаскивает оттуда бутылку бурбона, откручивает крышку и делает большой глоток. Потом мотает головой, как будто спиртное обожгло ему горло.
– Да ничего не случилось. Ваш отец заявился сюда с этим чертовом камнем. Сказал, ему нужно две копии.
– Почему две? – уточняю я, нахмурившись.