Черное сердце

– Да слышал от кого-то, – улыбаюсь я, глядя в потолок. – А чего ты хотела? Горбатого только могила исправит.

– Ну, если над горбатым поработает мастер трансформации, – невинно замечает Сэм.

У меня такое чувство, что можно ни о чем им и не рассказывать. У них уже, похоже, есть собственная гипотеза.

Даника улыбается Сэму.

Я очень стараюсь не думать о той фотографии из бумажника Баррона. О том, как Даника улыбалась на ней. Просто изо всех сил стараюсь не сравнивать ту ее улыбку с нынешней.

– С вами можно? – спрашиваю я. – Что на кону?

– Незамутненная радость победы, – отвечает Сэм. – Что ж еще?

– Ой, пока не забыла, – Даника встает и достает из своего рюкзака что-то завернутое в футболку. Разматывает сверток и вынимает пистолет Гейджа, смазанный, блестящий. – Забрала его из кабинета Уортона перед приходом уборщиков.

Я, как завороженный, смотрю на старую беретту. Серебристый пистолет сияет в свете настольной лампы, словно маленькая рыбка.

– Избавься от него, – просит Сэм. – На этот раз по-настоящему.

На следующий день начинается снегопад. Снежинки медленно падают с неба, посыпая деревья тонкой белой пудрой, под ногами искрится заледеневшая трава.

С утра статистика, потом этика развивающихся стран, потом английский. День какой-то чудовищно нормальный.

А потом я сталкиваюсь с Миной Лэндж, которая торопится на урок. На ней черный берет, присыпанный белым снегом.

– Это из-за тебя, – говорю я, заступая ей путь, – из-за тебя подстрелили Сэма.

Мина смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

– Аферистка из тебя никудышная. Да и человек ты не очень. Мне тебя почти что жаль. Понятия не имею, что случилось с твоими родителями. И каким именно образом ты загремела к Уортону без надежды выбраться и верных друзей, которые бы тебе помогли. Даже не стану утверждать, что на твоем месте я бы поступил иначе. Но Сэм из-за тебя чуть не погиб, и этого я тебе никогда не прощу.

– Но я не хотела… – глаза Мины наполняются слезами.

– Даже не пытайся, – я достаю из-за пазухи завернутый в футболку пистолет и визитную карточку Юликовой. – Обещать я тебе ничего не могу, но, если ты действительно хочешь выбраться, бери. Есть один парень – мастер смерти по имени Гейдж, он очень хочет вернуть свой пистолет. Отдай ему, и Гейдж наверняка тебе поможет. Научит справляться самостоятельно, находить работу, ни перед кем не отчитываясь. Или позвони по номеру на этой визитке. Юликова возьмет тебя в свою образовательную программу. Ей тоже нужен этот пистолет. И она тоже тебе поможет, в некотором роде.

Мина крутит в руках визитку, разглядывает ее, прижив к груди сверток, а я поскорее ухожу, не дожидаясь ее благодарностей. Они мне совсем ни к чему.

Я дал ей выбор – и это моя личная месть.

Остаток дня проходит как обычно. На керамике леплю очередную кружку, и она снова не взрывается при обжиге. Тренировку по бегу отменяют из-за снега. На ужин дают липкое ризотто с грибами, зеленую фасоль и брауни.

Мы с Сэмом, лежа на кровати, делаем домашку и кидаемся друг в друга мятой бумагой.

Ночью снег идет еще сильнее, и наутро приходится пробиваться на уроки с боем, уворачиваясь от снежков. В класс все приходят с сосульками в волосах.

Днем встреча дискуссионного клуба, я сижу там и рисую каракули в блокноте. Поскольку я усиленно ловлю ворон, мне в итоге достается тема «Почему видеоигры, в которых много насилия, плохо влияют на американских подростков». Изо всех сил пытаюсь вывернуться, но невозможно переспорить весь дискуссионный клуб.

Когда я шагаю через двор обратно в общежитие, в кармане звонит телефон. Это Лила.

– Я на парковке, – говорит она и вешает трубку.

Пробираюсь туда сквозь снег. Вокруг так тихо. Только откуда-то издалека доносится приглушенный шум автомобилей, едущих по слякоти.

Ее «ягуар» припаркован рядом с большим сугробом, который навалила снегоуборочная машина. Лила сидит на капоте в своем сером пальто. На ней черная шапка с нелепым и страшно милым помпоном. Ветер раздувает золотые пряди.

– Привет, – я подхожу ближе. Голос чужой, будто я уже сто лет ни с кем не разговаривал.

Лила слезает с капота прямиком ко мне в объятия. От нее пахнет кордитом и какими-то цветочными духами. Она без макияжа, а глаза чуть припухли, словно от слез.

– Я пришла попрощаться, – почти шепотом говорит она.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – тихо шепчу я ей на ухо.

Она чуть отстраняется, обнимает меня за шею и притягивает к себе.

– Скажи, что будешь по мне скучать.

Я ничего не говорю – просто целую, сцепляя пальцы у нее на затылке. Вокруг абсолютная тишина. И ничего нет – лишь ее язык, чуть припухшая нижняя губа, изгиб подбородка. Резкое прерывистое дыхание.

Словами невозможно выразить, как я буду по ней скучать, но я стараюсь поцеловать ее так, чтобы она поняла. Чтобы выразить всю историю моей любви – как я мечтал о ней, когда она была мертва, как все остальные девчонки были лишь ее отражением, как я желал ее каждой клеточкой своего тела, как во время поцелуя с ней я тону и одновременно выплываю на поверхность. Очень надеюсь, что Лила чувствует все это, всю эту сладкую горечь.