– Интересно девки пляшут, – пробормотала я, в горле мгновенно пересохло, и я залпом выпила заботливо и очень вовремя протянутый мне генералом стакан ледяной минералки.
– Кроме того, хочу огорчить вас еще раз. По нашей версии, в 1974 году на Котельнической набережной, по трагическому стечению обстоятельств, на Веретенникову вышли двое иностранцев, граждан Германии. Один – убитый пресс-атташе посольства, а второй – Алекс Шторм. Однако сегодня утром мне стало известно, что, по результатам сравнительного анализа, а на Шторма было запрошено досье из Интерпола, дактокарта нашего фигуранта и отпечатки пальцев убийцы, снятые в 1974 году в квартире, где был обнаружен труп Веретенниковой, не совпадают. Также есть официальная справка 9 отдела КГБ СССР от… – генерал нацепил очки и пробежал глазами листок бумаги: – 28 мая 1974 года о том, что Алекс Шторм, прилетевший в Москву все по тем же документам гражданина ФРГ Отто Валенберга, 1910 года рождения, по прибытии снял номер в гостинице «Интурист» и на следующий день попал под машину. Так что до самого вылета обратно в Германию он постоянно находился на лечении в Первой градской больнице, под присмотром врачей, о чем имеется соответствующая медицинская выписка. Таким образом, доказать его причастность к убийству Веретенниковой не представляется возможным.
– Может, он таким образом обеспечил себе алиби? А на Котельнической набережной были совсем другие люди? Сейчас ведь он засветился в этом деле! – продолжала настаивать я.
– Понятно, что все организовал он, но сейчас это уже не важно. Даже останься он в живых, предъявить ему было бы все равно нечего. Именно поэтому и было принято решение о его ликвидации. Кроме того, теперь очевидно, что Алекс Шторм, он же Валенберг, так же, как, впрочем, и мы, все это время шел по ложному следу. Я изучил кое-какие архивные документы, допуска к которым вы пока не имеете, и выяснил, что в 1941 году, после того как вагон с ценным грузом по ошибке подцепили к санитарному поезду, в районе вероятного нахождения груза была предпринята попытка высадки десанта и даже готовился прорыв целой танковой группой. Но, к сожалению, операция не удалась. Десантированная в район деревни Рябцево группа была уничтожена. Груз вывезен немцами в неизвестном направлении. Как ни прискорбно, наша задача остается прежней. Надеюсь, повторять ее не нужно? А теперь свободны. Даю вам сутки, чтобы прийти в себя, привести мысли в порядок, и завтра, – генерал бросил взгляд на часы, – к десяти ноль-ноль жду вас у себя в кабинете. Будем действовать дальше. Особенно это касается Суходольского. Должен же он, в конце концов, отработать свои новые полковничьи погоны? Которые, впрочем, как я уже сказал, пока полежат у меня в сейфе. На сегодня у меня все, вопросы отставить до завтра. Накопилось, я понимаю, их много, но, я думаю, не стоит сейчас пороть горячку и наспех выдвигать новые версии. Свободны!
Слегка обалдевшие или пришибленные, это кому как нравится, мы вышли из калитки дачи Тарасова и чохом плюхнулись в салон машины. Машина тут же, как бы сочувствуя нам, жалобно скрипнула амортизаторами. Я нервно закурила, а Суходольский – все-таки мужики всегда остаются детьми – долго и растерянно смотрел вдаль, вероятно представляя себе так и не врученные ему полковничьи погоны. Но, оказывается, я ошибалась, и думал он совсем о другом:
– Знаешь, Ростова, я никогда не смогу понять вас, женщин.
– Женишься – поймешь, – попробовала пошутить я.
– Я не об этом. Какие вы все-таки сволочи! Как ты могла там, около палатки, с этим стариком? – Голос Мишки задрожал от негодования.
– Постой, по-моему, ты забыл, что молодоженами мы с тобой были только по легенде. Или ты ревнуешь и я чего-то не понимаю?
– А с Егором у тебя тоже только по легенде?
– А при чем тут Егор? – опешила я.
– Как – при чем? Когда я увидел этого немца и… тебя – невесту моего лучшего друга, я думал, пристрелю вас обоих там же, на месте!