– Теперь становится понятным, куда так внезапно пропал Шварц после ухода его зондеркоманды из Дорогобужского района, – пробормотала я.
– А Пустовалов? – осипшим голосом спросил Суходольский.
– Полковник Пустовалов пал смертью храбрых в 1945 году в районе Бреслау при выполнении особо важного задания командования. Ну, что еще сказать? Молодцы. Ликвидацию провели грамотно. Так что эхо войны прозвучало в данном конкретном случае совсем тихо и незаметно. С чем вас и поздравляю. – И генерал торжественно показал Мишке небольшой сверток, а мне – бархатную, красного цвета, продолговатую коробочку. – Вот здесь, – генерал махнул перед нашими носами двумя тоненькими папками, – приказы о ваших награждениях… Но… – Тарасов сделал небольшую паузу, и лицо его внезапно стало жестким, а глаза сузились почти в щелочки, – с поощрениями, как выяснилось сегодня рано утром, я сильно поторопился. – Генерал поднял руку, упреждая все вопросы. – А теперь я отвечу на ваш вопрос, Ростова. Дело в том, господа офицеры, что вы на этот раз очень сильно облажались. – Глядя на наши вытянутые физиономии, он продолжил: – Не спорю, мы выстроили прекрасную версию и так увлеклись, что не обращали внимания на некоторые нестыковки в общей картинке. И, как молодые и голодные волчата, гонялись на протяжении длительного времени за пустышкой. Согласен, – продолжал Тарасов, прохаживаясь взад-вперед по веранде, – мы нашли пропавшую колонну, но… поставленную задачу мы не выполнили. Найти ценности Смоленского Главювелирторга и антиквариат из клада, обнаруженного в 1941 году в деревне Богданово Колодези, мы так и не смогли.
– Так не было же никаких ценностей! – воскликнула я.
– Увы, Ростова, как это ни огорчительно, но нам всем придется смириться с мыслью, что клад на самом деле существовал, ценности смоленского банка тоже. И отправлены они были из осажденного города действительно в последний момент. Сейчас уже можно с полной уверенностью сказать, что сокровища практически до последних дней обороны Смоленска оставались в хранилищах банка. И поэтому решено было послать нашу подставную колонну. А настоящие ценности были отправлены совсем другим путем несколькими днями раньше.
Да, господа офицеры, я не оговорился, именно – другим путем.
– Получается, колонн было две? – не выдержала я.
– Не совсем так. Их решено было отправить не автоколонной, которая, как мы правильно выяснили, выполняла отвлекающий маневр, а по железной дороге. В общем, господа офицеры, диспозиция следующая: ценности в 1941 году из Смоленска благополучно отбыли, но в Гохран в Москву так и не прибыли. Кроме того, ни один предмет из описи Геринга нигде до сих пор не всплыл. Ни на одном из аукционов мира, и это неоспоримый факт. – Генерал долил себе вина.
– Описи Геринга? – мгновенно насторожилась я. – Если мне не изменяет память, в найденной за зеркалом описи не упоминается ни одного антикварного предмета.
– Ну это как на эту опись посмотреть. – Генерал протянул мне пластиковый файл. – Ознакомься, Ростова, тебе, я думаю, будет особенно интересно. Пока вы лазили по брянским лесам, наши эксперты всесторонне изучили найденный за зеркалом шкафа документ и выяснили: во-первых, опись смоленского госбанка печатали на пишущей машинке; во-вторых, вероятно, существовало всего три экземпляра. Так вот, а до этой описи печаталась на той же самой машинке еще одна, та самая, которую ты, Ростова, держишь в руках… – усмехнулся генерал. – Помнишь найденную в ножке шкафа катушку от пишущей машинки? Вероятнее всего, немцы изъяли ее прямо из приемной генерала Галиева в здании Смоленского Главювелирторга. Вот по ней-то нашим экспертам и удалось почти полностью восстановить текст.
Я в буквальном смысле этого слова впилась глазами в бумагу: