Черное Солнце

Кто-то не особо умелый приставил нож к его торсу и начал вырезать. На обнаженной груди Серапио была изображена птица, которую она видела прошлой ночью, точнее, скелет этой птицы с зияющими глазницами и острым клювом, указывающим на живот. Вороний череп начинался у яремной впадины и покрывал всю грудь. Недавно его обвели красной краской, отчего он выделялся еще сильнее. На спине же были изображены также обведенные красным расправленные крылья с тщательно нарисованными перьями. Были и другие шрамы – на руках и ногах, и каждый из них символизировал движение, полет.

– Мать Вода! – пробормотала Ксиала. Все сомнения, что прошлой ночью она видела над Серапио огромного призрачного ворона, немедленно пропали. А еще она вспомнила другого чересчур умного ворона, парившего над нею, и поняла, чье лицо она видела на пирсе перед отплытием. Серапио имел какое-то отношение к ворону, что наблюдал за ней, хотя она не понимала, как он это сделал. Она потерла руки, внезапно почувствовав, что замерзла, несмотря на теплое утро.

Команда погрузилась в молчание. Она не знала, видели ли они прошлой ночью то же, что и она, но если да, это вряд ли бы развеяло их суеверия. Она шагнула вперед, не зная, что будет говорить или делать, но будучи уверена, что сделать что-то надо.

– Одо Седох.

Это сказал Луб. Ксиала повернулась к нему. Мужчина сидел на скамье для гребли лицом к Серапио, глаза его были расширены.

– Что? – спросила она.

Луб глянул на нее и повернулся к команде.

– Одо Седох. – Голос его был хриплым от страха. – Праотец Ворон. – Он повернулся к Серапио. – Ты сказал, ты – обреги, но я узнаю в этом Тову. Моя жена из Товы, не из клана Ворон, – он категорично покачал головой, словно это было немыслимо, – но я узнаю это. Одо. Ворон. Это ты. – Он указал на Серапио.

Едва Луб заговорил, Серапио повернулся к нему, прислушиваясь к его словам, но в то же время не отходя далеко от комнатки, в которой провел ночь, как будто готовясь отступить, если понадобится.

– Это я, – просто сказал он.

Люди зашептались, голоса звучали сердито, но Луб разом оборвал их.

– Вы не понимаете! – громко сказал он, поднимаясь. – Если Одо Седох путешествует с нами, если мы доставим Одо Седоха в Тову, – он резко кивнул, словно в этот миг ему открылась истина об их миссии, – тогда мы благословенны. Путешествие с божьей милостью в святой город!

– Он не мой бог, – сказал Пату, и Ксиала удивилась, услышав его слова: до этого ей казалось, что он не настолько верующий или суеверный, как Келло.

– Единственный твой бог – твое брюхо! – крикнул кто-то. Ксиала поняла, что это Бейт, друг Луба. – Что ты знаешь о богах?!

Пату уставился на Серапио, скрестив руки на груди и выставив подбородок вперед, как капризный ребенок.

– Я приношу жертвы Богу-Ягуару. Кьюколанцы не знают Бога-Ворона.

– Мы не в Кьюколе, – раздраженно откликнулся Бейт. – Вдобавок твой Бог-Ягуар умер три сотни лет назад. Это богохульство говорить о нем в такой день.

– Бейт прав, – сказал Полок. – Кьюкола платит десятину Жрецам Солнца, не так ли?

– И не все из нас из Кьюколы, – добавил Луб.

– И что это значит? – вдруг спросил Келло. Остальные повернулись к нему, а он же медленно пошел от носа корабля, меж рядами скамей. Глаза первого помощника остановились на Серапио, а зубы были плотно сжаты. – Поклониться этому богу. Что это значит? Кровь? Огонь? Чего желает этот Ворон?

– Не важно, чего он желает, – сказала Ксиала, и вся команда повернулась к ней. – Важно, что мы отвезем этого человека в Тову, как и обещали, и господин Балам заплатит нам. Тогда все будет кончено.

– Ты – Наблюдатель? – спросил кто-то.

Серапио ощутимо содрогнулся, словно само это предположение оскорбило его.

– Он – благословение, – ответил Луб, – и я говорю вам это сейчас. Мы несомненно благословенны в кругу тика и Одо Седоха. – Он со смехом хлопнул Бейта по плечу. Тот добродушно хрюкнул и повернулся к своему веслу, окончательно решив для себя этот вопрос.

Ксиала решила рискнуть:

– Тогда ладно, – сказала она, хлопнув в ладоши. – Все всё увидели, так что возвращайтесь к работе. Всем грести. Нам надо пересечь море.

Казалось, это разрушило чары, и команда вернулась к веслам. Келло все еще таращился – но уже на нее, а не на Серапио. Она склонила голову набок. Проблемы?

Его глаза блеснули. Зубы все еще были сжаты.

Ксиала ожидала, что он что-нибудь скажет, но Келло отвернулся от нее и, не говоря ни слова, направился обратно на нос. Лишь дождавшись, когла он пройдет мимо тростникового навеса и скроется из вида, она рискнула подойти к Серапио.

Услышав ее шаги, он повернул голову.

– Ты не сообщил мне об этом прошлой ночью, – понизив голос, чтоб не услышала команда, сказала она, жестом указав на его тело.

– О чем?

– О… шрамах.

– Ты не спрашивала.

– О, – она раздраженно щелкнула зубами. Возможно, это действительно частично была ее вина. Она сказала ему снять мантию и выйти наружу, но он мог бы сказать, что они увидят. Должен был сказать. – Тебе повезло, что Луб опознал твои шрамы.

– Мы называем их хааханами.

– Как бы вы их ни называли, все могло обернуться по-другому.