В отличие от других кланов, Созданных Небесами, Черные Вороны не запирали своих чудовищ в клетку. Запоры шли вразрез с принципом, который никогда не произносился, но очень хорошо понимался кланом. И, что более важно, вороны просто бы не вытерпели этого. Между людьми и врановыми было партнерство, добровольное согласие служить друг другу. Око это нравилось. Пытаться контролировать Бенунду – было бы все равно что контролировать биение собственного сердца.
Словно уловив его чувства, птица, заметив его приближение, приветственно защелкала клювом. Разум Око мгновенно успокоился, а гнев сменился глубокой невозмутимостью. Юноша усмехнулся – впервые за весь день – и сам поздоровался с вороном, в ответ нежно взъерошив черное оперение на голове птицы. Затем он полез в сумку, что была у него на поясе, и вытащил пригорошню личинок.
Бенунда склевала извивающихся созданий с его руки, глотая их целиком.
– Ты единственная здравомыслящая здесь, Бенунда, – пробормотал он, проводя пальцами в перчатках по ее крыльям. – Не знаю, как пережить этот день. – Он подумал было оседлать огромную птицу, забраться на ее спину и улететь отсюда. Забыть о похоронах и своих обязательствах, вернуться в Хукайю или отправиться на север, туда где нет городов, или, может, в сторону великих портовых городов моря Полумесяца. Каким бы зрелищем он был на спине у Бенунды! На какое-то время эта мысль даже осчастливила его.
Хотя, по правде говоря, он бы никуда не отправился. Това был его домом, а служба Черным Воронам – его обязанностью. У него был долг перед своим народом, и он не мог бы сбежать от него, какой бы заманчивой ни была сейчас эта идея. Они так много страдали, так много потеряли. Последствия Ночи Ножей все еще преследовали семьи Воронов, включая и его собственную. Его мать потеряла бабушку и множество других родственников. Да и не она одна. Целые поколения погибли в ночной резне.
Он вздрогнул от воспоминаний и подумал о хааханах, вырезанных на руках и спине и скрытых сейчас под слоями одежды.
– Мы добьемся правосудия, – прошептал он. Пусть он не знал, когда и как, но Созданные Небесами кланы ответят за свое соучастие, а небесная башня содрогнется. Может, этого добьется не он, но уж точно – его дети или дети его детей. Он не сомневался, что однажды это случится. Это будет справедливо, а справедливость всегда торжествует.
– Господин?
Око обернулся. Один из грумов, коренастый пожилой человек в свободной рубашке и штанах, приблизился к нему, держа в руках грабли.
– Ашк, – поприветствовал он мужчину. Он хорошо знал Ашка – тот был грумом с самого детства, вырастив при этом два поколения великих воронов, вылупившихся в клане.
Ашк склонил голову:
– Я понял, что это вы, господин Око.
Око обнял его:
– Это я… Желал бы я вернуться в более счастливые времена.
– Да, – вздохнул мужчина, – это ужасно.
Око положил руку на плечо Ашка и крепко сжал его.
– Как ты справляешься? Как другие грумы?
– О, у нас все хорошо, мой господин. Грустят, конечно. Все убиты горем. Ваша мать всегда была добра к нам – привела нас в дом, обращалась как с семьей.
Око знал, что многие Созданные Небесами кланы нанимали слуг из районов Засушливых Земель, но не позволяли им жить у себя, даже когда это имело смысл. Птицы же в вольерах требовали постоянного ухода, особенно когда они улетали и прилетали в свободное время. Лучше всего было, когда грумы жили в Великом Доме, рядом с птицами. Общество Товы было строго иерархичным, но для птиц было сделано исключение.
– Как Бенунда пережила мое отсутствие? – спросил он.
– О, она скучала по вас, – заверил его Ашк, – но она очень независима. Вы поедете на ней сегодня на похороны?
– Нет, ожидается снег, а когда надвигаются бури, порывы ветра в каньоне непредсказуемы. Не хочу подвергать ее опасности.
– Значит, все под домашним арестом?
– Именно.
Бенунда подтолкнула Око черным клювом, и он рассмеялся:
– У меня ее любимое лакомство, но я надеюсь, ты принес ей поесть.
– Точно, – ответил Ашк, поднимая горшок, который он держал обеими руками за ручку. Подойдя к желобу, тянувшемуся по всей длине открытого стойла, он высыпал содержимое горшка. Око заметил насекомых, нарезанные фрукты, доставаемые в это время года из сухих хранилищ, и радугу маисовых зерен.
– Настоящий пир, – заметил он.
– Она заслужила это, но… – Старик заколебался. – Я пришел по другой причине, господин. – Он вновь склонил голову.
Око напрягся, все его чувства вновь завопили об опасности.
– Начинай, – осторожно сказал он. Может, Ашк знает что-то о смерти матери? Что-то, о чем он мог сказать только Око.
– Вы слышали об Одохаа?
Око скривился.
– Культисты? – расстроившись, спросил он. Глупо было питать такие надежды, пусть даже и на мгновение.
Око никогда не спрашивал о религиозных пристрастиях грума, да и зачем бы ему? Но теперь он начал подозревать, что разговаривает с искренне верующим.
– Да, я знаю о них и даже присутствовал на одной или двух встречах.