Черное солнце Афганистана

Но сегодня капитан нарушал неписанное правило. Нет-нет, а все же мысленно он держал в руках газету и видел себя на фотографии, вспоминалось ему, как корреспондент снимал их во дворце губернатора, какой славной была выпивка и вкусной — закуска, особенно шашлык и плов. Паршин вспоминал добрые слова, сказанные о нем в репортаже, он их сразу запомнил: «Опытный летчик, возглавляет один из лучших экипажей части». Коротко и четко. Не каждый день такое услышишь, а тем более прочтешь в газете. Что ни говори, а приятно! Оценка его летной работы и боевых действий, хотя о них и ни слова. И еще капитан думал, что обязательно надо переслать газету с оказией и жене — пусть порадуется и погордится мужем! — и отцу с матерью, да и самому иметь хотя бы один экземпляр не лишне… Он улыбнулся: «На память о личном пребывании в Афганистане»…

В наушниках загудели голоса. Вертолеты подлетали к заданному району. Из эфира донеслись слова командира вертолета Ми-8, на борту которого были авиационные наводчики, он предупреждал майора Екимова, о том, что выходит на боевой курс:

— Вы заходите вслед за мной. Цель на земле укажу НАРами!

Паршин в свою очередь дал команду своему экипажу:

— Приготовиться!

А потом по внешнему переговорному устройству приказал ведомому капитану Кулешову:

— Приготовиться к атаке! Проверить и держать дистанцию!

Воздух в горах чистый, видимость великолепная, как говорят пилоты «миллион на миллион». Впереди поднимались толстые стены прямоугольной крепости, внутри которой стояли два больших двухэтажных дома с плоскими крышами и несколько малых построек. Крепость, построенная много веков назад, с бойницами и квадратными башнями, смотрелась грозно и устрашающе. Видимо, за свою долгую историю она выдержала не одну осаду, отразила не одно нашествие чужих войск, преградив им путь в долину свой каменной грудью…

Вокруг крепости в зелени садов прятался кишлак. Тесные улочки, низкие дома, огороженные дувалами. Видны квадраты ухоженных полей с тонкими светлым нитями оросительных арыков. Рядом с крепостью, внизу, у скалистых подножий, протекла река. С высоты она казалась голубой и местами бурлила на каменных отрогах белой пеной. Река вытекала из мрачного ущелья, стиснутого отвесными скалами, отчего оно было похоже на каменный коридор.

«Не больше ста метров ширина», — определил на глаз Паршин и подумал, что развернуться в ущелье не удастся, заходить на цель надо напрямую и, отстреляв, сразу набирать высоту. Как бы подтверждая его мысли, в наушниках послышался голос Екимова:

— Заходим на прямую! Работаем на предельно малой! Дистанция пятьсот метров!

Паршин знал, что уменьшение расчетной дистанции способно повлечь за собой крупные неприятности для ведомого, поскольку он может очутиться в зоне разлетающихся осколков от взорвавшейся бомбы, сброшенной ведущим вертолетом. И капитан еще раз приказал Кулешову, который шел следом:

— Выдерживай дистанцию!

— Есть, выдерживать дистанцию! — ответил Кулешов.

А далеко впереди вертолет Ми-8 уже снижался и заходил на боевой курс. В наушниках шлемофона зазвучала команда:

— Показываю цель!

«Восьмерка» чуть клюнула вниз и от нее, оставляя за собой дымный след, устремились вниз, к крепости, НАРы — неуправляемые ракеты. Они кучно, торопливыми дымными фонтанами, разрывались внутри крепости, пробивая дыры в стенах домов и в мощном крепостном ограждении.

— Цель вижу! — послышался в эфире голос майора Екимова. — Атакую!

Вертолеты, соблюдая дистанцию, начали снижаться и заходить на цель. На крепость, на кишлак полетели бомбы, к земле устремились ракеты. Вверх и во все стороны разлетались осколки, куски стен, обломки балок, дверей, окон, досок, большие и малые камни. Вся крепость была накрыта грязно-желтым облаком пыли.

На втором заходе Паршин почувствовал какую-то внутреннюю тревогу. Что-то было не так, как всегда… Чего-то не хватало… В напряженном рокоте лопастей, в грохоте разрывов он не уловил привычной дробной стрекотни крупнокалиберного пулемета. И Александр Беляк не вел привычного огня по наземным целям.

— Саня, ты живой? — запросил он своего штурмана.

— Живой, товарищ командир!

— А почему не стреляешь?

— Так чего зря палить? — ответил Беляк. — Внизу никого не видать!

И верно. Ни в крепости, окутанной дымом разрывов, ни вокруг нее, ни в кишлаке — никакого движения. Ни людей, ни животных. Пустота. Словно здесь никто и не жил…

Капитана внезапно обдало холодом тревожного чувства своей открытости и незащищенности. Боевой настрой улетучился, уступая место внезапно нахлынувшему осознанию бессмысленности и бесполезности старательно проделанной работы. Противник не разбит и не повержен… От понимания очевидного факта, что где-то в штабах притаились предатели, навалились усталость и внутренняя опустошенность. Пустота в крепости и безлюдье в кишлаке свидетельствовали о том, что душманы кем-то были заранее оповещены о предстоящем бомбовом ударе, и успели уйти в безопасное место.