Черное солнце Афганистана

Его Ми-24 первым вырулил на взлетную полосу, раскаленную от солнца. Темный асфальт тускло поблескивал, над ним едва заметно колыхалось прозрачное марево. От земли волнами шла дурманящая влажная жара — так бывает в парной бане, когда на раскаленные камни брызнули первым ковшом воды и она, мгновенно испарившись, разносит во все стороны обжигающий зной. Только к этому стоит добавить небольшое, но важное пояснение. Представьте себя в парной, но не голым, а в одежке, в полной летной экипировке…

— Поехали! — бодро произнес Екимов, наращивая скорость.

Вертолеты тяжело выруливали на полосу один за другим. Они были перегружены. Полные топливные баки, бомбы, каждая весом в четверть тонны, кассеты с неуправляемыми ракетами, солидный боезапас к крупнокалиберному пулемету…

Прежде чем оторваться от земли, винтокрылые машины разгонялись по накаленному солнцем асфальту взлетной полосы до скорости в сотню километров, с трудом отрывались от земли, и, не спеша набирая высоту, уходили в безоблачную синеву неба.

Чуть в стороне от взлетной полосы стоял замполит. Важный и серьезный, обдуваемый жарким и пыльным воздушным потоком от винтокрылых машины. Он, взмахом поднятой руки, провожал каждый вертолет, посылая напутствия летчикам и всем своим видом показывая собственную необходимость в летном полку.

Нежданно рядом с ним появился Сайяф Файзуни, одетый в светло-оранжевый костюм полувоенного покроя. Он поднятой рукой прикрывал лицо и глаза от налетающего пыльного вихря.

— Красиво взлетают, как большие горные орлы, — сказал начальник аэропорта, любуясь стартующими вертолетами.

— Красиво, это не то слово! Тут мастерство! — ответил Корниловский. — В такую жарищу поднять нагруженную под завязку машину, это вам не фунт изюма слопать!

— Очень даже правильные ваши слова, — согласился афганец и произнес так, словно утверждал, а не спрашивал: — Снова наша Панджшерская долина!..

— А то куда еще! — ответил замполит, понимая, что в данный момент секрет перестает быть секретом, поскольку почти вся эскадрилья уже находится в воздухе.

— Хитрый Ахмет Шах из каждого кишлака еще вчера людей вывел, словно знал, что бомбить будут.

— А ты откуда знаешь? — нахмурился замполит, провожая взглядом вертолет.

— В горах уши длинные и каждое слово далеко слышно, дорогой товарищ политический начальник!

— Хитрое афганское радио?

— Народ слушает и говорит, — ответил Файзуни и спросил: — Летчики полетели. Может быть, теперь у вас будет время, и мы поедем на джелалабадский базар по вашим делам?

— Сегодня не получится, — доверительно и серьезно ответил замполит. — За пару часов не управимся, а мне встречать летчиков надо.

Ехать в Джелалабад Корниловский в ближайшие дни и не намеривался, поскольку приобретение дубленки для жены журналиста хотел переложить на плечи афганца, при этом прикидывал, как сделать, чтобы покупка совершилась за счет Сайяфа.

«Через два часа они прилетят назад, — подумал Файзуни, прикидывая что-то в уме. — Надо успеть!»

А вслух произнес:

— Понимаю, все понимаю.

«Крокодил» Паршина тоже был основательно перегружен. Капитан, управляя полетом и уверенно набирая высоту, слушал, как над головой натужно гудели несущие винты, как бы через силу выполняя его команды. Паршин привычно скользнул взглядом по приборам. Они напоминали ему, что желательно как можно скорее избавить винтокрылую машину от лишнего груза. Вертолет словно жаловался на перегрузку. А ведь, чтобы выйти в заданный район, еще предстояло преодолеть горные хребты и крутые заснеженные перевалы…

Капитан включил переговорное устройство. Хотел услышать голоса членов своего экипажа. По тому, как они отвечают, по их интонации он привык догадываться об их душевном состоянии, определял настроение.

— Как маршрут? — спросил второго летчика.

— Выдерживаем, — ответил Беляк, сверяя карту с местностью.

— Как двигатели? — задал капитан привычный вопрос бортовому технику?

— В норме, хотя и с перегрузкой, — озабоченно ответил Чубков.

— Не подведут?

— Никак нет! — уверенно ответил бортовой техник. — Сам проверил работоспособность каждого агрегата.

Паршин удовлетворенно улыбнулся. Экипаж в рабочем настрое, на него можно положиться, он не подведет.

Сверху, в бездонной синеве неба ослепительно-оранжевым диском светило солнце. А внизу уже простирались сияющее белизной безмолвное пространство горных вершин, спины хребтов, изрезанные темнотой глубоких провалов и ущелий, которые жили своей тайной жизнью…

В воздухе Паршин привык думать только о полете. Так его научили старшие друзья — опытные пилоты. В небе мозги летчика должны быть свободными от посторонних мыслей, переживаний и рассуждений, а сам он — быть готовым принимать решения в любой ситуации.