Черное солнце (СИ)

— А меня, значит, не жалко? За помощь преступникам также полагается наказание, и гвардейцы — не исключение. Хоть ты пока и не объявлена преступницей, риск все равно очень большой, — он прищурился. — Мне кажется, я уже достаточно рисковал своей шкурой, чтобы помочь тебе. Не находишь?

— Мне больше не на кого положиться. Может, вместе получится что-то придумать, найти способ покинуть город, потому что я… я не знаю, что мне делать. Я не знаю, как вообще дальше быть.

— И, разумеется, никаких подробностей? — темная бровь вопросительно взметнулась.

Я помотала головой.

— Не могу, прости. Ты или не поверишь, или посчитаешь сумасшедшей, или…

Хоть я не высказала вслух свои опасения, он и так все понял. Понял, что я ему не до конца доверяю, даже теперь. Даже когда он здесь.

— В прочем, оно может даже и к лучшему, — вздохнул останец протирая глаза. Только сейчас я заметила, насколько уставшим он выглядел. — Чем меньше я знаю, тем меньше, в случае чего, смогу рассказать на допросе, — он снова на какое-то время замолчал, обдумывая мои слова. — Это может быть крайне непросто, — неуверенно начал он. — Вывести тебя незамеченной, учитывая, что количество охраны на улицах после Единения все еще…

— Не только меня, — поправила я. — Меня и еще шесть… человек.

— Шестерых? — оторопело процедил он. — Ладно тебя одну, но еще пять человек? Как ты вообще это представляешь? И кто это? Те, из твоей прислуги?

— А это разве важно?

— Ну, мне бы хотелось знать, ради чего мне ставить на кон годами заработанную репутацию, должность и положение, — он скрестил руки на груди.

— Так ты поможешь? — надежда несмелым весенним ростком проклюнулась в душе.

— Я не хочу подставляться из-за ерунды. Самоотверженность — не мой конек, — честно признался он. — Мне нужны гарантии, что моя голова не окажется в петле. Так что и плата должна соответствовать таким ставкам.

— Я согласна на все. Что угодно. На любую цену, которую назовешь…

Слова вырвались отчаянной мольбой, и это стало моей ошибкой.

Он долго испытующе, недоверчиво смотрел на меня. Во взгляде его норовили заплясать опасные огоньки, те самые, которые я надеялась никогда не увидеть. Будто бы внутри его сейчас шла непримиримая борьба самим с собой. И я не была уверена, что же взыграет в нем сейчас — благородство или корысть.

Все же все внутри сжалось, когда на лице проступила тень знакомой усмешки, едкой и циничной. Недоверие в серых глазах переплеталось с алчностью, и на миг мне вспомнился тот взгляд, ночью, на постоялом дворе. Взгляд, одно воспоминание о котором сразу же сковывал страх. Взгляд человека, который властвует над ситуацией.

— Значит, на все? — вкрадчиво уточнил он, медленно обходя вокруг меня.

Бархатный голос Вибера сдавливал шею пеньковой веревкой. Все внутри сжалось от едкого стыда, распаляющего щеки, от презрения к себе за свою наивность.

— Ты опять хочешь играть в эти игры? — дрожащими губами спросила я, едва сдерживая слезы.

— Почему нет? — он усмехнулся. — Когда еще выдастся такой уникальный шанс сделать своим должником саму наследницу Великого Дома?

Дура. Какая же я дура…

В очередной раз моя надежда на лучшее разбилась, была бесцеремонно втоптана в грязь. Я забыла о том, насколько хорошо этот лицемер может быть убедительным, когда ему это нужно. И я поверила в то, что та открывавшаяся мне сторона Вибера, способная на сострадание, способная на благородство, все же сильнее его слабостей. И, видимо, ошиблась.

— Но наша сделка…

— Ты действительно думаешь, что наша с тобой крайне условная взаимная договоренность дает тебе право крутить мной, как тебе хочется? Ты либо слишком глупая, либо слишком наглая.

— Даже если ставки повысятся? — ледяным тоном процедила я. — Скажем, если вдруг я все же решусь рассказать правду Луизе Арелан и герцогу Эстебану? А что скажет Леонард, если узнает, чем вы на самом деле промышляли в деревне?

Вибер замер, задумался над моей угрозой.

— Неплохая попытка, — признал он. — Да, наверное, если я повязну в этом деле, так неудачно грозящим вылиться в крупный скандал, это сильно осложнит мне жизнь, и все же я буду жив и даже почти цел. У меня достаточно связей, чтобы выкарабкаться из этой истории. Но только в одном ты просчиталась — твое слово, как «соучастницы деятельности Красного Синдиката», сейчас ничего не стоит. А, значит, и свой единственный козырь ты разыграть уже не сможешь.

Он замер, тенью зависнув надо мной. Стальные глаза безжалостно наблюдали за моими тщетными попытками выиграть эту заранее проигранную битву. Мне нечего было предложить ему взамен на услугу. Нечем было шантажировать. Не на что было давить.