Черное солнце Украины

В тексте Соколинской присутствует очевидная проговорка, которую она сама не замечает. Оказывается, борьба с украинскими националистами сопровождалась лозунгами защиты русского языка. Мысль, что народ может защищать язык, который считает своим родным, Соколинской в голову не приходит. И опять мы видим проявление «двойных стандартов»: если бы за родной язык вступились где-нибудь на Западной Украине, то это было бы нормально и естественно. А в Харькове борьба за язык — всего лишь «прикрытие».

Соколинская попутно объясняет своим читателям, из кого состояли силы, захватившие Харьковскую ОГА и оказавшиеся впоследствии на Донбассе: «Была харьковская молодёжь, где-то до 25 лет, много студентов. Взрослых опытных мужчин было довольно мало. Это были молодые патриоты, вышедшие на защиту Украины. Хотели показать пример борьбы и самоотверженности. Многие из тех, кто был тогда в ОГА, позже ушёл воевать в зону АТО»[120]. А где же были «взрослые, опытные мужчины»? К огорчению Соколинской, многие из них были на Антимайдане.

Об уровне восприятия реальности участниками харьковского Майдана свидетельствует следующее замечание Соколинской, касающееся одного из участников захвата харьковского ОГА: «Леонид вспоминает, что главным ощущением была обида на нападающих, потому что Майдан стоял ради их достойной жизни»[121]. Наверное, когда участниками Майдана озвучивались лозунги борьбы с коррупцией и олигархией, действительно можно говорить о требовании «достойной жизни». Но как быть с лозунгом моноэтнич-ности Украины? С рядом других лозунгов, ведущих своё происхождение от нацистской «Идеи Нации»?

Многие русские на Украине, может быть, даже не совсем понимают истинное значение наукообразного и политкорректного термина «моноэтничность», но все они прекрасно знают ещё домайдановские лозунги националистов: «Крым (равно как и Донбасс) будет либо украинским, либо безлюдным». Они видели «половецкие пляски» на Майдане под жизнеутверждающие вопли «Хто нэ скачэ, той москаль», «москаляку — на гиляку», «москалей на ножи» и «смерть кацапам». А люди, интересующиеся историей, помнят о жутком воплощении в жизнь оуновцами идеи украинской моноэтничности на Волыни в 1943 году.

Русскому населению прямо говорилось, что теперь либо оно перестанет считать себя русским, либо ему нет места в современной Украине. И это говорилось людям, предки которых многое сделали для развития Украины и никогда не считали Украину чужой для себя. Именно идеи моноэтничности страны и превратили многих русскоязычных жителей юго-восточной Украины в россиян. В ситуации, когда страна, которую тысячи русских людей считали своей, отказывается от них, обращение этих людей к своей исторической родине оказывается неизбежным.

Упоминает Соколинская и о роли украинских радикалов в харьковских событиях. Но эти упоминания несколько дискредитируют «героический дискурс» Билецкого. Соколинская ссылается на участника событий Александра Чистилина: «Было много искренних людей, которые верили в свое дело. Но они никого не слушали, никто не был для них авторитетом — ни депутат Иван Варченко, ни поэт Сергей Жадан, хотя все пытались уговорить ребят выйти из ОБА. Туда вошли многие радикалы и Андрей Белецкий, это была абсолютная анархия, все были разрознены. Только Правых секторов было шесть разных групп! Ситуация вышла из-под контроля» [122]. А вот свидетельство ещё одного участника событий Виталия Тропачёва: «накануне приехали незнакомые нам люди из Полтавы, которые представились «полтавским Правым сектором». Позже мы видели их на видео — они рассказывали на камеру, что им платили деньги за сидение в ОГА»[123]. Этот факт Соколинская никак не комментирует, но, в то же время, ей не хватило разума его скрыть.